Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там
Процесс сдачи экзамена по газовой динамике будет управляемым!
Итак, ответ на любой билет можно выучить, взяв лекции у друзей из соседней комнаты.
Дополнительные вопросы? Их так любят задавать преподаватели, особенно молодые. Да еще такие вопросы выдумают, что даже сам Генрих Наумович таких хитроумных вопросов не задает.
Итак, следовало опросить ребят из других групп, сдающих газовую динамику перед их группой, какие дополнительные вопросы задает тот или иной преподаватель, и систематизировать их.
Самым «оригинальным» оказался молодой ученый Скубачев, сын доктора наук, работавшего на этом же факультете, но на другой кафедре, видимо, чтобы не было причин обвинять их в семейственности.
Это позже стали превозносить трудовые династии, правда, чаще всего это были шахтеры, сталевары или фрезеровщики, когда заманивали сына в ту же шахту или к той же вагранке, где работал его отец.
В ходе сдачи экзамена шестью предыдущими группами было установлено, что у доцента Скубачева всего лишь десять любимых дополнительных вопросов.
И вот настал теплый солнечный день сдачи экзамена по газовой динамике. Впрочем, позже, через много, много лет, все время учебы в институте стало казаться Васильеву теплым и солнечным, даже если в те дни было холодно и лил дождь.
В отличие от других, студенты МАИ не опускались до изготовления вульгарных шпаргалок. Поэтому, жара ни жара — преподаватели приходят на экзамен в теннисках и футболках, а студенты — в пиджаках, за полами которых, удерживаемые ремнями брюк, спрятаны лекции, записанные в тетради размером с амбарную книгу.
Да по-другому и быть не могло. Выдернешь, например, «счастливый» билет, в котором вам предложено вывести формулу истечения реактивной струи из сопла воздушно-реактивного двигателя (не правда ли, простенько звучит?), а там несколько листов тройных интегралов и биквадратных уравнений! Не зря ведь самому Генриху Наумовичу понадобилось несколько молодых послевоенных лет, чтобы вывести эту закономерность. Другим ученым это оказалось не по зубам.
Так вот, даже если и знаешь процесс вывода пресловутой формулы, на который потребуется затратить полдня, то достаточно простой механической ошибки, кочующей из формулы в формулу, и вам никогда не сдать экзамен. Тем более, такой быстротечный, как газовая динамика.
Студенты разобрали билеты и расселись по местам, разумеется, на максимально возможном расстоянии от кафедры, вершину которой занял Генрих Наумович. Причем, максимальное расстояние каждый студент определил для себя интуитивно, подобно белой мышке, предназначенной на съедение удаву, дрожащей в самом дальнем углу стеклянной клетки в ожидании, когда тот проснется, закончив переваривать ее предшественницу.
Тут же, в соответствии с четко отработанным сценарием, свободные передние места шумно заполнили преподаватели кафедры.
Доцент Скубачев оказался в том же ряду, что и Васильев, только на несколько лавок впереди.
Васильев взглянул, наконец, на билет: так и есть, вывод формулы истечения той самой струи.
Вспомнив добрым словом соседа по общежитию, пожертвовавшему конспектом лекций на время экзамена, Васильев привычно вытолкнул локтем тетрадь из-за пояса брюк, та послушно легла ему на колени, после чего с соблюдением некоторых предосторожностей был найден и нагло списан злополучный вывод злополучной струи.
Вывод формулы занял без малого три листа, и только на последней странице осталось свободное место.
Закончив подготовку к ответу, Васильев заставил себя не показать этого ни движением, ни легким вздохом.
Потому что как только он вздохнет, Генрих Наумович, обрадованный тем, что процесс ожидания закончен, тут же встрепенётся:
— Молодой человек! Вы уже готовы?
— Нет, нет, что вы! — ответит как можно убедительнее студент.
Но неумолимый Генрих Наумович с почти отеческими нотками в голосе скажет:
— Ничего, ничего, идите сюда, вместе подготовимся.
В то же время, Васильева мог опередить какой-нибудь выскочка, подсев к доценту Скубачеву. Тогда стройная система сдачи экзамена рухнет со всеми вытекающими последствиями.
Поэтому Васильев продолжал делать вид, будто занят подготовкой, но ждал момента, когда кто-нибудь, закончив подготовку, облегченно вздохнет.
Появилось время вспомнить первопричину этой, почти полугодовой игры в экзамен. А она была прозаична: тогда, в зимнюю сессию, Генрих Наумович опрометчиво назначил консультацию по газовой динамике на восемь утра первого января!
А студенты, радостно встречавшие Новый год, стали укладываться спать едва ли не в то время, как Генрих Наумович подъезжал к институту.
Васильев тогда все же на мгновенье проснулся, но завывание метели за окном сломило его волю. Он представил, как будет в темноте, поеживаясь от холода, брести по улице, и из-за каждого угла дьявольская сила будет швырять снегом в лицо. А в его логове под суконным одеялом тепло и уютно.
К тому же он вспомнил, как в разгар веселья к ним зашли немцы, учившиеся в их группе. В процессе «светской» беседы Васильев спросил одного из них, Эпша Цауха, кем был во время войны его отец.
— Флигер люфтваффе, — честно признался тот.
— Так это твой отец разбомбил моего под Сталинградом?
Дружба народов всего лишь на мгновение дала трещину, через которую Васильев успел нанести немцу удар правой прямо в нос. Чего доброго, вполне мог разгореться международный скандал.
— Интересно, пойдут жаловаться или нет?
— Не пойдут, — успокоился он. — Немцы — неплохие в общем-то ребята. К тому же, как учил нас великий Сталин — отец всех народов (между прочим, значит, и немецкого народа), сын за отца не отвечает. Но извиниться, видимо, придется.
Потом он представил, что именно сейчас Генрих Наумович, как всегда скрипуче-идеально одетый, проделав напрасно путь из Лефортова на Сокол, входит в аудиторию, а там никого нет!
— Нет, кто-нибудь все же придет, — успокоил себя Васильев.
Он решил повернуться на бок и тепло постели, как в нагретой норе, окончательно парализовало его волю и намерение идти в институт.
Но, как оказалось перед экзаменом, законченных дураков или неисправимых энтузиастов в их группе не было — на консультацию не пришел никто.
Но… Вот награда!
Игорь Сторожук, сидевший за спиной Васильева и носивший незамысловатую «партийную» кличку Гоша, тихонько положил ручку на стол (в напряженной тишине это прозвучало, как выстрел) и удовлетворенно вздохнул, видимо оттого, что удалось «сдуть» из лекций ответ и остаться незамеченным за этим занятием. Васильеву даже показалось, будто Гоша вызывающе заложил руки за голову и смачно потянулся.
