Феликс Кузнецов - ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ
Событием в жизни Соколова в Сибири была поездка в Пекин в качестве курьера к генералу Игнатьеву. Факт, свидетельствующий о том, что по службе капитан Соколов был на высоком счету.
Экспедиция в Пекин, в которой принимал участие и Соколов, была исключительно трудной и важной с государственной точки зрения. Неудивительно, что по возвращении из Пекина ему предоставили шестимесячньй отпуск для поездки за границу. Неудивительно и другое — то, что главным смыслом этой поездки для Соколова было посещение Герцена и Прудона. На этот счет, помимо его «Автобиографии», есть еще одно любопытное свидетельство — выписки из письма некоего Мехеды из Иркутска от 9 октября 1860 года к А. А. Карганову в Петербург, хранящиеся в архиве III отделения: «Потешный Соколов, значит, он сделал визит Герцену и Прудону, тем и ограничил свое путешествие; но я рад, что он виделся с Герценом: многие стороны Сибири станут ясны для нашего свободного голоса. Кланяйся Соколову и всем помнящим меня».
Что же значит эта фраза: «Многие стороны Сибири станут ясны для нашего свободного голоса»?
Смысл ее проясняется благодаря тем отрывкам из «Автобиографии» Соколова, которые приводит Неттлау, и его комментарию к ним. Рассказывая о сложности своих взаимоотношений с главой анархизма в эмиграции, Соколов пишет о Бакунине и себе так: «Он не любил Соколова и не мог его любить, потому что Соколов не поклонялся ему, смеялся над ним и подшучивал. А, прежде всего, он знал его прошлую жизнь, которая уже была рассказана в письмах из Сибири в «Колокол» в 1860 году». Неттлау это утверждение Соколова комментирует так: «Подразумевается период жизни Бакунина у Муравьева-Амурского, — только Соколов мог доподлинно знать его. Этот период русскими радикалами воспринимался, разумеется, не в пользу Бакунина».
Письма из Сибири, опубликованные в 1860 году в «Колоколе», где резкой критике за деспотизм подвергался граф Муравьев-Амурский, и послужили поводом для цитировавшихся выше адресованных Герцену бакунинских панегириков в адрес генерал-губернатора Восточной Сибири. Однако в этих письмах, хотя на них и «ссылается Соколов, о жизни и поведении самого Бакунина в пору его сибирской ссылки нет ни строчки. Откуда же это утверждение у Соколова? Может быть, критика в адрес Бакунина, в ту пору близкого друга Муравьева-Амурского, содержалась в оригинале этих писем, но не попала в печать? Это, конечно, предположение.
Однако вряд ли можно сомневаться, что радость Мехеды по поводу того, что благодаря Соколову «многие стороны Сибири станут ясны для нашего свободного голоса», так или иначе связана с теми резко критическими письмами о положении дел в Восточной Сибири, которые появились в «Колоколе» в 1860 году. Критическое отношение Соколова к деятельности даже столь блистательного царского сановника, как Муравьев-Амурский, равно как его ироническое по этому поводу отношение к Бакунину, не сумевшему разобраться в непростой фигуре восточносибирского губернатора и явно идеализировавшего его, бесспорно.
Соколов пробыл за границей с июня по сентябрь 1860 года — вначале у Герцена, а потом у Прудона, которого посещал «каждодневно».
Можно предположить, что беседы «лондонского патриарха» с Соколовым нашли свое отражение в статье Герцена «Лишние люди и желчевики». Такое предположение, ссылаясь на комментарий М. К. Лемке к статье «Лишние люди и желчевики» в Собрании сочинений Герцена, высказывал, в частности, Б. П. Козьмия. Как известно, под «желчевиками» — этими «Даниилами, мрачно упрекающими людей, зачем они обедают без скрежета зубовного и, восхищаясь картиной или музыкой, забывают о всех несчастиях мира сего», — Герцен разумел демократов-разночинцев шестидесятых годов. В статье «Лишние люди и желчевики», появившейся в октябре 1860 года, Герцен рассказывает об одном из таких «Даниилов», «недавно посетившем его и очень выдающемся в своей области». Герцен пишет, что этот посетитель резко нападал на людей сороковых годов — этих «дармоедов, трутней, белоручек, тунеядцев a la Онегин» с их любовью к фразе и отвращением к реальному делу.
Лемке справедливо указывает, что из видных радикалов Герцена посетили в 1860 году Н. В. Соколов и А. А. Слепцов. Он приводит воспоминания А. А. Слепцова, из которых видно, что он при посещении Герцена никаких споров не вел. И вообще то направление идей, которое вызвало столь резкое неприятие Герцена, было близким скорее Н. В. Соколову, чем А. А. Слепцову. Вот почему мне представляется убедительным предположение Б. П. Козьмина, что именно разговоры с Соколовым послужили одним из поводов, побудивших Герцена написать эту статью.
Все эти факты, равно как и то обстоятельство, что самое ценное богатство, вывезенное им из-за границы, составлял «запас запрещенных книг», который удалось провезти благодаря кронштадтским морякам, красноречиво свидетельствуют об умонастроениях офицера Соколова в 1860–1861 годах. Успехи военной карьеры не вскружили ему голову — в пору революционной ситуации 1859–1861 годов его позиции были вполне определенны. Они еще в большей степени определились, когда по возвращении из-за границы он был принят на службу в генеральный штаб и оказался в том кружке офицеров генерального штаба (Обручев, Бибиков, Аничков, Добровольский и др.), который был в сношениях и дружбе с Чернышевским. Фраза Соколова «из них только Бибиков оказался честным человеком» относится, конечно же, к последующей судьбе этих офицеров — все они, исключая Бибикова, в середине восьмидесятых годов, когда Соколов писал «Автобиографию», сделали удачную военную карьеру. Что же касается шестидесятых годов, то этот кружок передовых офицеров искренне сочувствовал делу Чернышевского и находился под влиянием «Современника», а такие члены его, как Обручев, не говоря уже о Сераковском, принимали активное участие в революционном движении. О настроениях же Соколова можно судить хотя бы по воспоминаниям Л. Пантелеева, который встречался с молодым подполковником генерального штаба в 1861–1862 годах. «Он уже и тогда, — писал Л. Пантелеев, — обнаруживал наклонность не только к крайнему радикализму, но и к той откровенности в выражениях, дальше которой у нас в печати, кажется, никто не пошел». Вот почему совершенно естествен и органичен для Соколова его визит к Чернышевскому со статьей «О несостоятельности политической экономии». Естественным было, впрочем, и предложение Чернышевского писать в «Современнике» — «только не о политической экономии».
В «РУССКОМ СЛОВЕ»
С начала 1862 года Соколов — постоянный автор «Русского слова». Его первая статья — рецензия на «Руководство к сравнительной статистике» Кольба — была, по существу, пробой пера, хотя уже и в ней вполне проявляется своеобразная позиция автора. Он приводит здесь основные статистические данные по финансам Англии, Франции, Австрии, Пруссии и России для того, чтобы сделать следующий вывод: «Таким образом, несвободные и полусвободные сословья составляют более 87 % всего мужского народонаселения России» (1862, 4, III, 60). Критический пафос, неудовлетворенность положением дел в стране красной нитью проходят через все его статьи в «Русском слове» 1862–1863 годов.
