Феликс Кузнецов - ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ
На Кавказе
На Кавказе, с 16 января до 15 сентября — сначала в Тифлисе, а потом с мая месяца в экспедиции в Ахо, против Шамиля. За отличие в делах против горцев при штурме Мескендунских высот награжден чином и отправлен курьером с депешами к военному министру в Петербург, где и оставался при департаменте генерального штаба, где пробыл до 3 мая 1859 года. Этого числа назначен старшим адъютантом генерального штаба войск Восточной Сибири, куда, после разных приключений, чуть-чуть не оженившись, прибыл, наконец, в Иркутск 26 июля 1859 года. 2 сентября отправлен курьером в Пекин в распоряжение генерала Николая Павловича Игнатьева. В Пекине пробыл до 6 февраля 1860 года. В Иркутск вернулся 3 марта п взял там шестимесячный отпуск за границу. 27 июня вместе с капитаном генерального штаба Муравьевым выехал из Петербурга на пароходе в Лондон. Был у Герцена, который дал ему рекомендательное письмо к Прудону, жившему тогда в ссылке в Брюсселе. Из Лондона сперва отправился в Париж, а потом в Брюссель, где посещал каждодневно Прудона. В половине сентября вернулся в Питер с запасом запрещенных книг, которые удалось провезти благодаря кронштадтским морякам.
С половины сентября до 1861 года опять оставался при статистическом отделении департамента генерального штаба. 17 марта прибыл в город Кременец, куда назначен был дивизионным квартирмейстером генерального штаба Седьмой пехотной дивизии в чине капитана. Когда эту дивизию отправляли в Польшу, в город Радом, то он, предвидя Польское восстание, взял отпуск в Петербург, невзирая на военное положение. Начальник генерального штаба не хотел оставлять его в Петербурге под тем предлогом, что никто из офицеров генерального штаба не хочет ехать в Польшу. Он тогда подал в отставку. Ее не приняли и решились, наконец, оставить при департаменте генерального штаба в звании библиотекаря. В конце того же года он написал «О несостоятельности политической экономии» и большую свою рукопись отнес к Чернышевскому, который был в сношениях с будущими польскими революционерами (Сераковским) и офицерами генштаба: Обручев, Кармалин, Аничков, Бибиков, Добровольский. Из них только Бибиков оказался честным человеком. Чернышевский предложил писать в «Современнике», только не о политической экономии, и рекомендовал его Благосветлову, редактору «Русского слова». Там он и начал писать свои экономические статьи с начала 1862 года».
Прервем здесь пока текст «Автобиографии». Что обращает на себя внимание в этой начальной части лаконичного жизнеописания Соколова?
Прежде всего то, что Соколов с детства прошел трудную и демократическую школу жизни. Жалованье отца было не настолько велико, чтобы в достатке содержать семью, где шестеро детей. Его детство было детством разночинца. Свою служебную биографию, свою военную карьеру он сделал сам. Для того времени это была блестящая биография — и не только в силу «необыкновенных успехов» в учении (а Соколов, как мы видели, успешно закончил лучшие военно-учебные заведения тех лет — Константиновское училище и Академию генерального штаба). За его плечами к 27 годам — участие в войне с Шамилем, служба в генеральном штабе войск Восточной Сибири и, наконец, командировка в Пекин. Три крайне важных события в жизни любого офицера в те годы. И пожалуй, самое интересное среди них — не кавказская кампания, хотя в ходе ее Соколов совершил геройский подвиг и был отмечен чином и вниманием военного министра, — особенно интересны были служба в Восточной Сибири и поездка в Пекин. Соколов служил в Восточной Сибири как раз в ту пору, когда генерал-губернатором этого края был граф Н. Н. Муравьев-Амурский, человек властный, умный и энергичный, к тому же не лишенный симпатий к просвещению п либерализму.
Влюбленный в него Бакунин писал из Сибири Герцену, защищая Муравьева-Амурского от нападок в «Колоколе»: «Есть, в самом деле, один человек в России, единственный во всем официальном русском мире, высоко себя поставивший и сделавший себе громкое имя не пустяками, не подлостью, а великим патриотическим делом. Он страстно любит Россию и предай ей, как был ей предан Петр Великий. Вместе с тем он не квасной патриот, не славянофил с бородою и с постным маслом. Это человек в высшей степени современный и просвещенный. Он хочет величия и славы России в свободе. Он решительный демократ, как мы сами, демократ с своей ранней молодости, по всем инстинктам, по ясному и твердому убеждению, по всему направлению головы, сердца и жизни; он благороден, как рыцарь, чист, как мало людей в России; при Николае он был генералом, генерал-губернатором, и никогда в жизни не сделал он ничего против своих убеждений. Вы догадываетесь, что я говорю про Муравьева-Амурского… Он истинно гениальный администратор, вносящий толк, разум, ясность и простоту во все части своего управления, а в минуты трудные находящий там средства, где их никто не видит. Когда дело идет о деле, он не жалеет ни себя, ни своих служащих; в продолжение 12-летнего управления он сделал верхом, в тарантасе, телеге, пешком, на лодке более 200 тысяч верст. Он первый в 1854 году поплыл на лодке вниз по Амуру; и если бы рассказать все его амурские подвиги неустрашимости, самопожертвования, сердца, ума, то, право, вышла бы героическая эпопея».
В этой характеристике надо сделать скидку на характер Бакунина — страстно увлекающийся, эмоциональный, горячий. Но при всем том бесспорно, что граф Муравьев-Амурский был человеком масштабов редких в официальной крепостнической России. Своеобразие его личности — крутой, властной, деспотичной, но явно незаурядной — наложило отпечаток на всю жизнь далекого кран и в особенности на трудный и героический ход обживания Восточной Сибири и Дальнего Востока.
По свидетельству П. А. Кропоткина, служившего в Восточной Сибири в 1862–1864 годах, высшая сибирская администрация в шестидесятые годы была гораздо более образованна, чем администрация любой губернии Европейской России. Муравьеву «удалось отделаться почти от всех старых чиновников, смотревших на Сибирь как на край, где можно грабить безнаказанно, и он окружил себя большею частью молодыми честными офицерами». Начальником штаба войск Восточной Сибири, к кому в должности старшего адъютанта определили в 1859 году Соколова, был 35-летний генерал Кукель. Когда три года спустя на то же самое место адъютанта приехал из Петербурга Кропоткин, то Кукель повел его «в одну комнату в своем доме, где я, — пишет Кропоткин, — нашел лучшие русские журналы и полную коллекцию лондонских революционных изданий Герцена».
Событием в жизни Соколова в Сибири была поездка в Пекин в качестве курьера к генералу Игнатьеву. Факт, свидетельствующий о том, что по службе капитан Соколов был на высоком счету.
