Эвелин Левер - Мария-Антуанетта
Вскоре произошла еще одна манифестация, и огромная толпа ворвалась во дворец. Движение стало следствием обещания королевы насчет выплаты денег и переустройства Мон-де-Пиете. Его служащие отказались подчиняться приказу королевы о реорганизации. И снова массы людей оккупировали королевский дворец. Людовик XVI закрылся для обсуждения ситуации со своими министрами. Во дворце началась страшная паника, которая на сей раз захватила и Марию-Антуанетту. Неужели сейчас повторится недавнее? «Королева оставалась среди нас, она не могла войти в кабинет, поскольку дверь была заперта, каждый спасался как мог», — рассказывал Сальмур, министр Саксонии. Лафайет успокаивал толпу, объявляя о тех мерах, которые были приняты по приказу королевы. Людовик XVI пообещал отдать все необходимые приказы, поскольку проект королевы обошелся бы казне в три миллиона. Такой расход было очень трудно себе представить. Самые лучшие намерения королевы оборачивались против нее.
Французский народ, которого она как следует не знала до самого 1789 года, представлялся ей чудовищем, способным на убийство. Что могла она испытывать к нему, прочитав статью Лусталота, появившуюся 10 октября в «Революционном Париже»? С откровенной жестокостью журналист обрушивается на королеву, находя самые обидные слова, чтобы выразить отношение народа к ней. Было ли возможно положить конец этому конфликту, как того желал молодой революционер?
«Последовав за нашим королем в этот город, […] вы начали, мадам, разрушать все представления о себе, вы поразили всех честных французов. […] Вы предали свой народ, мадам, народ, который рукоплескал Вам, и верил в вас.
Мы знаем, что клевета и ложь не знают рангов и добродетелей; но мы знаем также, что значат для короля лесть и любовь к абсолютной власти, мы знаем, на что способно сердце жены и матери, желающей сохранить права, которыми обладает отец, для своего сына. […] Но он не принадлежит вам, мадам, мы не можем судить вас, вас может судить только Бог и ваш супруг; наш долг избавиться от вас, от вашей безграничной власти в этом городе, который мы защитим.
Наша история знала мало королев, которые беспокоились бы о счастье народа. […] Нам нет нужды углубляться в далекие века правления королев, каждое действие которых было преступлением, а каждая мысль беззаконием, чтобы доказать, что наша королева хитроумно ищет счастья лишь для себя.
Нам очень не хватает королевы, мадам, жизнь которой была бы великолепным примером служения нации, королевы, которая бы старалась воспитать своих детей в духи любви и верности своему народу, которая сделала бы счастливым своего мужа, стала заступницей несчастных и обездоленных, вызывала восхищение своего народа.
Вот, мадам, то, что мы ждали от вас, и у вас было все, чтобы добиться этого, сама природа вас одарила этим. Французы […] хотят любить вас, так же как они любят своего короля; и он не пользуется этим чувством лишь из страха быть отвергнутым своим народом. Придя к нам с доверием, которое не предаст нас, вы завладеете нашими сердцами; прекратите выставлять на показ ваш патриотизм, прекратите терзать народ своими ужасными проектами». Могла ли королева когда-либо слышать подобные откровения?
Все друзья покинули ее, за исключением Ферзена, который вновь вернулся в Париж, и Мерси, которого долг заставлял оставаться во Франции. Мария-Антуанетта тем не менее посоветовала ему оставаться в своем имении в Шеньвре в ожидании, когда в столицу вернутся порядок и спокойствие. В момент особенного отчаяния королева придумала послать гонца к своему верному Ожару, который находился в деревне вместе с ее дочерью. Он без задержки явился в Тюильри и после мессы пришел в покои королевы. Мария-Антуанетта предприняла тысячу предосторожностей, прежде чем начать разговор. Проверив, не подслушивает ли кто-нибудь под дверью, она увела его во вторую комнату, где уже не боялась шпионов. И только тогда принялась рассказывать «все ужасы» последних часов в Версале. «Королева оказала мне высочайшую честь, спрашивая моего совета!» — мелькнула у него мысль, и он повторил ее вслух в виде вопроса. «Да, разумеется. Ваше Величество — пленница». — «Бог мой, что вы говорите мне!» Тогда Ожар объяснил королеве, что новые гвардейцы совершенно бессильны и положение королевской семьи крайне критическое.
«Но, — промолвила королева, — должен же быть какой-то выход». Ожар ей предложил обратиться за помощью к императору: «Ему надо представить себе ваше положение во Франции, как свое собственное. Вам просто необходим человек надежный и проверенный, которому можно полностью доверять». Мария-Антуанетта согласилась с ним — это было неплохим решением. Она надеялась, что Ожар предложит себя для важной миссии посредника. К ее большому удивлению, он посоветовал ей самой тайно ехать в Австрию с детьми, как «частное лицо». Это предложение поразило ее, она задумалась. Королева плохо представляла идею оставить мужа, хотя советник настаивал на том, что это был единственный выход «спасти жизнь короля и своих детей». Ожар попросил у нее двадцать четыре часа, чтобы точно обдумать свое предложение. На другой день он представил ей подробный план бегства. В половине восьмого вечера в платье служанки вместе со своими детьми, причем дофина нужно переодеть девочкой, она покинет Тюильри по лестнице, ведущей во двор Принцев. Там будет ожидать карета, которая довезет ее к дому Ожара, где она пересядет в другую карету. Он утверждал, что к девяти часам утра она прибудет в Реймс, а к вечеру доберется к замку Ла Тур, в десяти лье от Люксембурга. Перед отъездом королева должна тайно предупредить обо всем супруга. Тем не менее, чтобы не скомпрометировать его, она должна будет оставить своей служанке письмо для мужа, которая горничная передаст только утром. Это послание должно сообщать, что она «решила приговорить себя к долгой ссылке вдали от Франции, куда она собиралась вернуться, лишь когда в стране воцарятся мир и порядок». Королева внимательно слушала Ожара, однако не могла решиться оставить короля. «Боюсь, для него это будет слишком», — повторяла она. Ожар настаивал: «Вы спасете его и весь народ, мадам, потому что когда у них не останется ни королевы, ни матери дофина, они не осмелятся причинить боль королю. Эти люди знают, что во Франции король будет всегда».
Королева попросила время на размышления. Ожар все же решил, что она согласится на его план. На картах, купленных по его приказу, он прочертил маршрут, которым придется проехать. Однако Мария-Антуанетта не рискнула пуститься с детьми в довольно опасное путешествие. 19 октября она приняла окончательное решение — остаться в Париже. Король только что отправил герцога Орлеанского в Англию. Королева, которая считала его ответственным за мятежи 5 и 6 октября, была убеждена, что король только что избавился от своего возможного убийцы. Отсутствие ненавистного ей принца успокаивало ее. «Когда он уедет, мы почувствуем себя спокойнее», — говорила она Ожару. «Именно поэтому королева с такой уверенностью отказалась от бегства, — догадался он. — А кроме того, теперь все больше и больше поговаривали восстановить закон о разводе, и она боялась, что короля уговорят, зная его слабости, а ей придется навсегда расстаться с короной и Францией». Ожар продолжал настаивать, обрисовывая ей ситуацию в самых трагических красках и убеждая, что скоро будет уже слишком поздно бежать. Королева оставалась непреклонна: «Я все обдумала, я никуда не еду: мой долг умереть вместе с королем». Она добавила тем не менее, что не полностью исключает бегство: «Я думаю, если бежать — только вместе с королем».
