Феликс Юсупов - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова
– Григорий Ефимович, ведь этого мало еще, что вас любят Государь и императрица, – сказал я, – ведь вы знаете, как о вас дурно говорят, что о вас рассказывают. И всем этим рассказам верят не только в России, но и за границей; там в газетах о вас пишут… Вот я и думаю, что если на самом деле вы любите Государя и Государыню, то вам следовало бы отстраниться от них и уехать подобру-поздорову к себе в Сибирь, а то, не ровен час, прихлопнуть вас могут… Что тогда будет?
– Нет, милый, ты ничего не знаешь, оттого так и говоришь, – ответил Распутин, – Господь этого не допустит. Коли его воля была к ним приблизить, значит, так надобно… А что людишки там говорят али заграничные газеты пишут – наплевать, пусть болтают, – только сами себя погубят.
Распутин встал и начал ходить нервными шагами взад и вперед по комнате.
Я внимательно следил за ним. Он был угрюм и сосредоточен.
Вдруг, резко повернувшись, он подошел ко мне, близко нагнулся к моему лицу и пристально на меня посмотрел.
Мне стало жутко от этого взгляда; в нем чувствовалась огромная сила.
Не отводя от меня глаз, Распутин погладил меня по спине, хитро улыбнулся и вкрадчивым, слащавым голосом спросил, не хочу ли я вина. Получив утвердительный ответ, он достал бутылку мадеры, налил себе и мне и выпил за мое здоровье.
– Когда опять ко мне приедешь? – спросил он.
В эту минуту вошла в столовую М. Г. и напомнила ему, что пора ехать в Царское Село и что автомобиль ждет.
– А я-то заболтался и позабыл, что дожидаются меня там. Ну, ничего, не впервой им. Иной раз звонят, звонят по телефону, посылают за мной, а я нейду… А приеду неожиданно – вот и радость большая, от этого и цены мне больше.
– Ну, прощай, милый, – обращаясь ко мне, сказал Распутин. Затем, взглянув на М. Г., он прибавил, указывая на меня: – Умный, умный. Только бы вот не сбили с толку… Станет ежели меня слушать – все будет хорошо. Правду я говорю. Вот растолкуй ты это ему, чтобы хорошенько понял… Ну, прощай, прощай. Заходи скорей. – И он меня обнял и поцеловал.
В материалах ЧСК Временного правительства сохранился протокол допроса И.Ф. Манасевича-Мануйлова от 10 апреля 1917 г., в котором значится по поводу поездок Распутина в Царское Село:
«Манасевич-Мануйлов. Когда вопрос шел относительно его поездок в Царское Село, царица не пожелала, чтобы он ездил по железной дороге, так как его знали и это вызывало разговоры, замечания, и тогда был приказ нанимать автомобиль». (Сб. «Падение царского режима»)
Дождавшись отъезда Распутина, М. Г. и я сошли по той же черной лестнице и, выйдя на Гороховую, направились к Фонтанке, где нас ожидал автомобиль.
Дорогой М. Г. опять делилась со мной своими чувствами к «старцу».
– Не правда ли, как у Григория Ефимовича хорошо и как в его присутствии забываешь все мирское? – говорила она. – Он вносит в человеческие души какое-то удивительное спокойствие.
Мне оставалось только согласиться с ней, но я тем не менее высказал ей следующую мысль.
– А вы знаете, – сказал я, – что Григорию Ефимовичу следовало бы как можно скорее покинуть Петербург.
– Почему? – испуганно спросила она.
– Да потому, что его скоро убьют. Я в этом совершенно уверен и советую вам сделать все, от вас зависящее, чтобы повлиять на него в должном направлении. Уехать ему необходимо.
– Нет, нет! – в ужасе воскликнула М. Г. – Этого никогда не будет. Господь не отнимет его у нас. Поймите, что он – наше единственное утешение и поддержка. Если его не станет, то все пропало. Императрица верит, что, пока Григорий Ефимович здесь, с наследником ничего не случится, а как только он уедет, то наследник непременно заболеет… Это уже не раз бывало, что с его отъездом наследнику делалось плохо и приходилось Григорию Ефимовичу с дороги возвращаться. И удивительно: как только он вернется, мальчик сразу поправляется. Григорий Ефимович и сам говорит: «Если меня убьют, то и наследнику не быть живому – непременно умрет».
– Ведь на Григория Ефимовича было уже несколько покушений и Господь сохранил его, – продолжала М. Г. – Он теперь так осторожен, и у него такая охрана, что за него нечего бояться.
Мы подъехали к дому, где жила семья Г.
– Когда я вас снова увижу? – спросила меня М. Г.
Я попросил ее мне позвонить после того, как она снова увидится со «старцем». Мне очень хотелось узнать, какое впечатление произвел на него мой последний с ним разговор.
Слухи об убийстве Распутина циркулировали в Петербурге. По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:
«А по Петербургу уже ползли слухи, что Распутина убьют, убьют и Вырубову, убьют и Царицу. В это время в кабинете одного положительного правого журналиста собралась группа офицеров гвардейских полков, которые серьезно обсуждали вопрос, как убить Императрицу. Один гвардейский офицер предупреждал тогда Вырубову о предстоящем террористическом акте, но это казалось бравадой, шуткой, и ему не поверили». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Мн., 2004. С. 411–412)
По свидетельству А.А. Вырубовой:
«Помню, как Головины, которые всегда были очень дружны с Феликсом Юсуповым, года за два до его [Распутина] убийства рассказывали Распутину, что Феликс поступил в тайное английское общество. “Теперь он меня убьет”, – сокрушительно сказал Григорий Ефимович». (Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий Распутин-Новый. СПб., 2007. С. 466)
Искушенный царедворец генерал-лейтенант А.А. Мосолов, начальник канцелярии министра Императорского двора, делился воспоминаниями о болезни наследника Российского Престола:
«В 1912 г. в Спале цесаревич, причаливая лодку, сделал усилие ногою, и у него открылось кровотечение в паху. Несчастный ребенок страшно страдал. Императрица проводила все ночи у его кровати. Было больно смотреть на нее и на Государя, так они были неимоверно озабочены.
Лечили наследника лейб-медик Е.С. Боткин, лейб-хирург профессор Федоров и выписанный из Петербурга лейб-педиатор Раухфус. Хотя императрица и не позволяла печатать бюллетеней, министр двора все же потребовал, чтобы врачи ежедневно их составляли. Для сего они приходили в мою комнату, и я присутствовал при обсуждении положения больного. Несмотря на все средства, ими прописываемые, кровотечение не останавливалось; они единогласно признавали положение бедного маленького мученика весьма угрожающим.
Раз вечером Федоров остался после ухода двух своих коллег и сказал мне:
– Я с ними не согласен. По-моему, надо применить более энергичные средства. К сожалению, они весьма опасны. Однако, лечи я один, применил бы. Как вы думаете, сказать мне об этом императрице или сделать помимо ее ведения?
