Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920
Гетман увидел, что хохлы его бросают, и за спасением обратился к графу Келлеру,[317] который мог привлечь на свою сторону русское офицерство. Действительно, на зов Келлера собралось до двух тысяч русских, и образовали отряд для обороны Киева, но этого было слишком мало, и притом измена ползла из всех углов. Немцы после своей революции заняли нейтральное положение, и с Петлюрой боролись одни русские.
В Одессе вполне надежных было только шестьсот человек, что для города было вполне достаточно для охраны порядка, но очень скоро из Киева посыпались телеграммы с просьбой о помощи и подкреплениях в Киев. Телеграммы все шли к украинскому командиру корпуса, которым был тогда генерал Березовский, такой же украинец, как и я, но человек довольно хитрый. Он располагал двумя пешими и двумя конными сотнями, совершенно ненадежными и не присоединившимися к Петлюре только из боязни моих добровольцев. Березовский понимал, что выслать их против Петлюры – это все равно что усилить его этими сотнями, но не понимал или не хотел понять, что в Одессе они еще опасней, так как скрытый враг всегда опаснее открытого. Словом, Березовский предложил мне послать к Киеву мои части, а украинские оставить в Одессе. Я, конечно, отказался, мотивировав тем, что едва достаточно имею сил для содержания внутреннего порядка в Одессе.
Не знаю, что ответил Березовский киевским властям, но очень скоро его убрали и назначили старого боевого генерала с Георгиевским крестом на шее, фамилию которого позабыл, но помню, что она была похожа на польскую. Я сейчас же поехал к нему представиться, в надежде, что при нем дело пойдет лучше. Первоначально он на меня произвел хорошее впечатление своей решительностью, но через три дня уже совсем упал духом и с отчаянием сообщил мне, что самое большое, что ему обещано со стороны его войск – это строгий нейтралитет. Сражаться же с Петлюрой они отнюдь не желают. В это время как раз приехали из Ясс наши политические деятели в самом радужном настроении и сообщили, что союзники посылают в Одессу шесть корпусов, которые займут всю Украйну, а потом дальнейшие подкрепления пойдут на Москву. Все, конечно, пришли в полный восторг от таких известий и думали, что и большевики, и петлюровцы сразу испугаются и положат оружие, но на самом деле все вышло совсем не так. На самом деле очень скоро явился в Одессу консул Энно, но объявил, что явится действительно одна французская дивизии, а потом, вероятно, другая, а там далее будет видно. Немцы в это время стушевались из Одессы, и их почти совсем не было видно. Говорили, что французское главное командование по поводу германской эвакуации из Украйны заключило какое-то соглашение с Берлином. Авторитет союзников в это время был, впрочем, так велик, что одна возможность их появления наводила страх, а потому в городе был полный порядок.
Вскоре же по приезде Энно выпустил декларацию к населению Украйны, в которой говорил, что французское правительство будет поддерживать власть гетмана как единственную законную и опирающуюся на избрание населения. Перед тем как объявить эту декларацию, Энно показал ее мне и спросил моего мнения. Я ему сказал вполне откровенно, что власть гетмана дискредитирована и не имеет никакой опоры и авторитета в народе, но его не имеет и никакая другая власть. Добровольцев народ почти совсем не знает, но они имеют безусловный авторитет среди офицерства, а в настоящее время это есть единственная благожелательная сила, на которую можно опереться. На этом основании я ему советовал оказать поддержку генералу Деникину.
Однако Энно, напичканный своими ясскими советниками, на это не согласился и выпустил декларацию в составленной им редакции. На петлюровцев декларация не произвела никакого впечатления, и они продолжили свое наступление. Положение гетмана скоро стало критическим. К Одессе их отряды также стали приближаться все более и более. Генерал N, командующий в Одессе, усиленно просил меня преградить им путь, и так как в это время в Одессу пришли несколько французских судов, что было достаточно для внушения страха мятежным элементам населения, то я и согласился.
Но тут сразу же начались курьезы. Хотя я был высшим начальником добровольцев в Одессе, но непосредственное командование лежало на генерале Леонтовиче, имевшем большой штаб и органы снабжения. Ему был подчинен уже чисто строевой начальник – командир бригады. Эту громоздкую и уродливую организацию пришлось сохранить, так как формировать бригаду пришлось, не имея ничего решительно, кроме людей и денег. Всю материальную часть пришлось создавать, не имея ничего, а украинское начальство, пока им не пришлось совсем плохо, было против формирования и во всем отказывало. Как я уже говорил, в то время все буржуазные организации, точно сговорившись помогать большевикам, всячески старались мешать друг другу.
Я передал через генерала Леонтовича командиру бригады приказание выслать две сотни на станцию с приказанием не допускать петлюровских банд к Одессе. Поезд был назначен к отправке в 8 часов вечера, и связь обеспечивалась ежедневными поездами два раза в день. Мы не имели точных сведений о силах Петлюры, но, судя по тому, что все лучшее, несомненно, было направлено на Киев, нельзя было ожидать большого количественного превосходства неприятеля, а тем более качественного. Правда, и мы при нашей бедности не имели ни артиллерии, ни бронепоездов. Все, что у нас было, это винтовки и пулеметы по два на сотню.
В 8 часов вечера я отправился на вокзал, чтобы лично проводить отправляющиеся сотни, и сразу заметил что-то неладное. Лица у всех были смущенные, Леонтовича не было, а командира бригады еле разыскали. Когда он явился, то сразу начал говорить, что отправлять такой маленький отряд так далеко от своей базы – это значит обрекать его на верную гибель, что он будет обойден и взят в плен и т. д. в этом же роде. Я был вначале озадачен, так как генерал Леонтович не находил в этой отправке ничего особенно опасного, а потом взбесился. Я наговорил ему кислых и обидных слов и тут же на вокзале отрешил его от командования. После этого решительного шага дисциплина была восстановлена, и отряд быстро сел в вагоны и отправился в путь. Однако впечатление у меня от начала наших военных операций осталось неприятное и не предвещало ничего доброго.
Я понял, что мало сформировать отряд, а нужно еще сделать из него боевую часть, что в Одессе, где половина состава жила на своих квартирах, сделать было невозможно.
Как только петлюровцы узнали, что против них двинута воинская часть, их продвижение вперед сейчас же прекратилось, и мы дней десять были совершенно спокойны, но в это время Киев попал в руки Петлюры и у них оказались свободные силы в распоряжении.
