Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой
«Падение» Тарины произошло — как у меня и у Астрид — лавинообразно. Все началось с вымышленного греха, который вызвал гнев Карлоса, после чего он сказал, что Тарина совершила множество преступлений против него. Она стала позором перед лицом Космоса.
Слухи варьировались. Ее грехи включали слишком частые занятия в колледже (смешиваясь с людьми, она, таким образом, обретала «человеческую форму»), две автомобильные аварии, которые рассматривались как плохой знак. Абсурдный список «человеческих» неудач становился все длиннее.
Годом позже Тарина была госпитализирована для первой операции на кишечнике, после четвертой потребовалось уже колостомия. За несколько месяцев отлучения пышущая здоровьем женщина дошла до состояния, близкого к смерти. Она скрывала свою историю от докторов, пробуя вести себя как маг. Врачи полагали, что резкий упадок сил был связан со стрессом, и подозревали, что она лгала им о своей жизни. Тарина отрезала своих родственников по распоряжению Карлоса, поэтому он, а позже и Муни чувствовали себя обязанными оплачивать ее лечение, но только до поры до времени.
Через некоторое время Муни сказала мне, пожав плечами: «Мы только что послали ей десять тысяч долларов, которые Карлос платит тем, от кого хочет избавиться навсегда. Это отступная цена». Я и не предполагала, что такова была цена веры.
Во время моего последнего изгнания Карлос говорил слушателям воскресной школы: «Держитесь подальше от Эллис! Она темная лошадка, и я вижу, как она просто сходит с ума! Она приходит сюда, добывает, выгадывает, — она тот, кто побьет всех нас!» Он часто говорил Флоринде, что я была «самым лучшим борцом, которого он когда-либо видел», и Фло умоляла меня, чтобы я поняла, что его уважение, редко кому оказываемое, стоит намного дороже, чем его любовь. Он восхищался женщиной, которая могла «взять свое», которая всегда могла открыть дверь ногой.
К моему удивлению, после этого комплимента, переданного через третьих лиц, меня посетила сама Флоринда:
— Ты ничуть не изменилась! Ты слишком далеко зашла! Я имею в виду, что это не соревнование, как у человеков, но… Ты пятишься назад! Тебе надо научиться избавляться от этой застывшей улыбки. Что с тобой случилось? Почему ты так затормозила? Давай учись улыбаться! Давай пробуй.
На эти ободряющие слова Флоринды я улыбнулась. Она состроила гримасу:
— Разве ты не можешь сделать что-нибудь получше, чем это? Ты зажата! Вот так, — она продемонстрировала сияние, гротеск, подобие улыбки. — Пробуй снова!
Так прошли еще пятнадцать минут. Флоринда качала головой, выражая отвращение.
— Я не знаю, что с тобой делать. Я учу тебя «магической мантии уверенности» дона Хуана. И, между прочим, не говори ничего, если Тайша спросит, не ты ли подвозила меня в кино вчера вечером.
— Но она видела нас! Она помахала мне!
— Тебя там не было.
— Это абсурдно. Я не могу лгать ей таким вопиющим образом, это оскорбление ее здравомыслия!
— Это не ложь! Это «мантия уверенности»! Придерживайся своей версии, и ты всегда будешь побеждать!
Мои усилия были вознаграждены: в декабре 1997 года Карлос и Флоринда удивили меня, пригласив быть компаньоном Флоринды на ее последнем публичном выступлении в Мехико.
Она должна была выступить перед большой аудиторией, представляя Булу и Декстер, как первую смешанную пару, «Команду сознания через гармонию», демонстрирующую возможность несексуальной любви между полами. Они покажут новую, недоступно трудную форму, называемую «Кодекс», сохраняемую в тайне от многих поколений. Карлос, расхваливая их свободу от эго, сам написал для нее текст. Муни буквально выла от смеха, потешаясь над шумной рекламой этой презентации:
— Два самых больших эго-маньяка, они фактически купились на рекламу! Уловка нагваля сработала! Это блестяще! Они поверили в эту чепуху, и Була оказалась в дерьме! Превосходно!
Муни объяснила мне, что Декстер был «костью, которую Карлос бросил Буле, чтобы она утвердилась в своем безумии, повысила самооценку и не скулила», потому что Клод, переменчивая в своих привязанностях, переключилась на Фифи.
Я была удостоена приглашения от Флоринды. Возможно, она отстояла меня, или Карлос тепло отнесся ко мне за доброе отношение к группе изгоев и дружбу с ведьмами.
Фло и я прибыли в аэропорт первыми, потому что должны были встретить «команду». Они приехали, и Декстер не мог опомниться от удивления при виде меня, изгоя, в таком уважаемом статусе. Он улыбнулся и дружески обнял меня. Була отказалась приветствовать меня, как всегда обнимая Флоринду и делая вид, что меня не существует. Когда мы сели в самолет, Була делилась какой-то едой с другими, но в конце концов Декстер покраснел и предложил мне несколько орешков из мешочка. Меня удивляло, до каких пор она будет разводить этот детский сад.
Мы зарегистрировались в симпатичном отеле и разошлись по номерам. У Флоринды была сильная простуда, и я волновалась, что она не сможет прочитать вводную лекцию. Наш план состоял в том, чтобы вместе возвратиться в Лос-Анджелес сразу после ее выступления, оставив проведение практических занятий «команде».
Когда на следующее утро мы встретились в фойе, чтобы отправиться в аудиторию, Була улыбнулась, как будто видела меня впервые, и сказала:
— О, привет, Эйми!
Это было странно. Никто в группе не обращался ко мне как к «Эйми» по крайней мере уже лет шесть.
— О, прости! — внезапно прощебетала она. — Доброе утро, Эллис! Прости!
— Все в порядке, Дороти, — ответила я.
Она напряглась, как будто получила удар.
Позже я узнала, что зоркая Флоринда все видела и слышала.
А уязвленная Була молча отступила. Мы отправились в лекционный зал, где Флоринда, будучи больной и искусно скрывая это от публики, произнесла вдохновенную речь. Она, подобно Карлосу, с воодушевлением, которое напомнило мне отца, выступавшего именно так и по национальному телевидению, и перед единственным слушателем, осветила основные концепции магии. Отец мог говорить о своем бестселлере или о тридцатилетней борьбе за право стать романистом в пятисотый раз точно так же, как в первый. Я была восхищена, хотя видела, что, спускаясь со сцены, Флоринда дрожала и чихала.
В аэропорту она стала раздражительной: вопила из-за моей неловкости с билетами, напоминала мне слишком очевидную истину, что я была не таким хорошим помощником в компании, как Соня. Она угрожала тем, что никогда больше не станет путешествовать. Тем не менее я была обаятельней и забавней, чем Соня, и она простила меня, признавшись на следующий день:
