Васко Гама - Путешествие в Индию
Но вечер вступал в свои права. Прозвучал колокол, кончилась вечерня. Из монастырских ворот хлынули молившиеся. Было много мусульман и индусов. Они бережно держали двумя пальцами маленькие синие билеты. В Гоа каждый нехристианин был обязан раз в неделю прослушать проповедь в доминиканском монастыре. При выходе из церкви он получал от монаха билетик и потом предъявлял его начальнику квартала. На базаре стало тише…
Камоэнс задумался. Да, прав был старый друг Гашпар Корреа, посвятивший много лет изучению истории Португальской Индии. Начало блистало золотом – кто знал, что внутри все сгниет? За последнее время он не мог отделаться от мысли о судьбе родной страны. Все чаще и чаще Камоэнс вспоминал героическое прошлое Португалии – тех людей, что за какие-нибудь тридцать лет создали португальскую колониальную державу от Бразилии до Китая.
Он видел распад и гниение, царившие в Португальской Индии, и старался уйти от мелких и обыденных дел «Золотого Гоа» в великолепное прошлое Португалии. Больше всего его привлекал образ человека, приведшего португальцев в Индию, – образ великого адмирала, славного Васко да Гамы.
Камоэнс хорошо знал прошлое Португалии и историю открытия Индии. Он помнил, что Васко да Гама и д’Альбукерк создали великую колониальную державу кровью и железом, насилием и обманом.
Но поэт не любил вспоминать о темных сторонах своего любимого героя. В его воображении великий Васко да Гама становился сказочным титаном. Он спорил со стихиями и дружил с нимфами. В нем воплощалась вся доблесть славного португальского народа – народа воинов и моряков. Камоэнс думал назвать свою поэму о Васко да Гаме «Лузиады» – по имени лузитанцев, древних предков португальцев. Черты живого Васко да Гамы в воображении Камоэнса переплетались с чертами героев рыцарских романов. Старческий голос вывел его из задумчивости.
– Позволит господин спеть песню о славных подвигах?
Камоэнс поднял голову. Слепой старик-португалец стоял перед ним. Видно, он был когда-то солдатом. Старик был одет в старую порыжевшую кожаную кирасу. Лютня с зеленым бантом болталась у него на перевязи. Его вел маленький мальчик-индус с большими черными глазами.
– Спой, старик, – промолвил Камоэнс.
Старик-солдат взял лютню, попробовал несколько аккордов и запел слабым, но приятным голосом. Он пел по всем правилам старинных романсеро – с повторениями и обращением к слушателю. Он пел о битвах с маврами и кастильцами, о славных героях Альжубарроты и Сеуты; вдруг он запел о первом плавании в Индию, о боях с Заморином, о смерти Васко да Гамы, о подвигах д’Альбукерка, Пашеко Перейры…
Камоэнс внимательно слушал. Как странно: этот старик поет о том, о чем пишет он, Луис Камоэнс, в заветной тетради. Герои прошлого в песне старика кажутся такими же титанами, наделенными сверхчеловеческими свойствами, что и в поэме Камоэнса.
Теперь старик пел о героической гибели сына Васко да Гамы, поспешившего в Абиссинию на помощь первосвященнику Иоанну против мусульман.
Внезапно старик умолк.
– А дальше? – спросил, очнувшись от своих дум, Камоэнс.
– Дальше, господин, не было ничего достойного песни, – ответил старый солдат.
И в самом деле, то, что происходило в Гоа сегодня, не стоило ни песен, ни поэм. Камоэнс протянул старику монету и встал. Теперь на вторую чарку не хватит…
Он пошел через начинавшую пустеть площадь и узкие улицы к себе домой, на окраину города. Набежал теплый дождь. Камоэнс вышел на огромную площадь перед темным дворцом вице-королей. Под теплым дождем мокла триумфальная арка, воздвигнутая городом Гоа в честь вице-короля Дона Константино да Браганца.
Вице-король совершил триумфальный въезд в город, было шумное празднество, самые благородные идальго публично выступали на шуточных турнирах, так называемых «играх с бамбуком», – где бамбуковые палки заменяли боевые копья. В маленьком театре у ворот шла пьеса Камоэнса. Триумф удался на славу. Только повод для триумфа был, пожалуй, недостойным.
Вице-король неожиданно напал на Цейлон и захватил города, принадлежавшие союзникам Португалии. Португальцы нашли на Цейлоне богатую добычу. Участники набега на Цейлон полгода наполняли улицы и площади Гоа, играли, пили и дрались на дуэлях. Дон Константино вывез из Цейлона главную святыню буддистов – Далада, «зуб Будды». Когда буддийские властители Индии и Индонезии узнали, что «священный зуб» попал к португальцам, в Гоа поспешили посольства. Они предлагали огромный выкуп, обещали вечный союз, если португальцы вернут «священный зуб». Вице-король колебался, но архиепископ настоял на своем. Спорить с ним было трудно. Еще в 1560 году в Гоа была введена инквизиция. Зуб торжественно сожгли и пепел бросили в реку. В честь сожжения зуба и был устроен пышный триумф.
Камоэнс подумал о прежних триумфах, когда встречали героев, о триумфе Дуарте Пашеко Перейры, д’Альбукерка и де Кастро. Он пересек площадь и углубился в лабиринт узких и кривых улочек. Здесь жили люди попроще – мелкие чиновники и отставные солдаты-португальцы с их индусскими женами, индусские и мавританские купцы.
Иногда он слышал смех и женские голоса сквозь занавесы окна. Многие португальцы завели в Индии целые гаремы из рабынь и держали своих жен и наложниц взаперти. Часто слышались стоны. Это наказывали невольника или рабыню. В Гоа умели наказывать рабов продуманно и жестоко.
Совсем стемнело. Луис Камоэнс задумался о своей судьбе.
В прошлом был дом в стране морских туманов, соленых брызг и северного ветра; Коимбра с древними соборами и узкими улочками, с белыми и розовыми домами, с ее садами маслин, апельсинов, алоэ, роз и дрока, с белыми августинцами, черными студентами и педелями в масках; Коимбра с ее грамматикой и риторикой, студенческими спектаклями, состязаниями поэтов, ночными серенадами, пирушками и мечтами о заморских странах.
Потом Лиссабон, шумная гавань, веселые таверны, пышный и жеманный двор Жуана III, встреча с возлюбленной – прекрасной Натерсией.
В 1547 году Камоэнс уехал в Марокко. Даже теперь, через двадцать лет, вспоминал он с тяжелым чувством те два марокканских года, тоску заброшенных в горах гарнизонов, африканскую жару, нудную лямку военной службы, бесцельные экспедиции в горы, изнуряющую войну с хитрым, смелым и жестоким врагом.
Там, в Марокко, в случайной стычке с маврами он потерял правый глаз.
В 1549 году он вернулся в Португалию; но для незадачливого воина доступ ко двору был закрыт. Через два года в уличной драке он ранил королевского чиновника. Восемь месяцев просидел Камоэнс в лиссабонской тюрьме, и его выпустили только после того, как он дал обязательство поехать в Индию.
