Георгий Михайловский - Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.
Нольде, конечно, понимал эти юридические тонкости; поддаваясь общему настроению, он шёл дальше того акта, который сам же составил, то есть манифеста Михаила Александровича, и считал, что монархия в России уже пала. Сообщение Временного правительства, сделанное иностранному дипломатическому корпусу в Петрограде в вышеуказанном направлении, и за границей в дипломатических канцеляриях, и в прессе создало определённое впечатление о «падении монархии», и политический смысл Февральской революции усматривали в фактическом переходе России к республиканскому режиму. Наш Отдел печати, управляемый Александром Иосифовичем Лысаковским, впоследствии посланником при Ватикане, был подвергнут форменной осаде иностранными корреспондентами, в особенности интересовавшимися вопросом «о монархии и республике», и, несмотря на всю дипломатическую изворотливость Лысаковского, его часто ставили в тупик слишком откровенные расспросы по пункту, который намеренно затушёвывался Временным правительством.
Но наибольший интерес проявили Североамериканские Соединённые Штаты. Панамериканская ассоциация прессы телеграфировала прямо Милюкову, прося его прислать «авторитетное» лицо в САСШ, чтобы в ряде публичных докладов и лекций объяснить подробно политический смысл происшедшего февральского переворота. Материальные условия указывались тут же — 1000 долларов в месяц, не считая путевых расходов, гостиниц и гонораров за лекции. Соболев, показавший мне эту телеграмму, предлагал мне полушутя-полусерьёзно ехать на этих условиях. Милюков доложил Временному правительству эту телеграмму и в связи с добровольной отставкой Ю.П. Бахметева поднял вопрос о посольском кандидате в Северную Америку, не имея в этот момент определённого кандидата (Б.А. Бахметьев был выдвинут несколько позднее, в тот момент он был назначен товарищем министра торговли и промышленности).
Временное правительство, придавая этому делу самое серьёзное значение и отложив вопрос о кандидате (подбор его был поручен Милюкову), высказалось за отправку с будущим послом Временного правительства особой миссии, составленной из представителей разных ведомств, для детального обсуждения всех проблем военного, политического и финансово-технического характера. Размышляя о том, кого именно направить послом в Вашингтон, Милюков прежде всего попросил у Нератова список возможных кандидатов из ведомства. Из профессиональных дипломатов особенно претендовали двое — И.Я. Коростовец и В.А. Арцимович. Оба ссылались на то, что знали Америку и… были уволены царским правительством: первый — с посланнического поста в Китае при Сазонове, второй — с места товарища министра при Штюрмере. Имея этот «опальный ценз», они считали себя вполне подходящими для представительствования новой демократической России. При этом Коростовец был действительно знающий и крупный дипломат, Арцимович же больше выставлял себя жертвой Штюрмера — способ довольно верный, чтобы в этот момент купить симпатии Милюкова.
Однако совершенно неожиданно из других кругов выплыл третий кандидат, никакого отношения к дипломатии доселе не имевший, а именно профессор Петроградского политехнического института по кафедре гидравлики Борис Александрович Бахметьев. Когда он победил и был назначен (в качестве оснований для его назначения приводилось то, что он имел до войны знание САСШ, был в Северной Америке в связи с военными заказами царского правительства во время войны и производил прекрасное впечатление на американцев), то оказался первым послом Временного правительства, взятым не из дипломатической среды. Как мне потом говорил сам Милюков, он, представляя кандидатом на пост посла в Вашингтоне Б.А. Бахметьева, не был подробно осведомлён о его роли в царских военных заказах. Многое, что потом всплыло и стало известным Милюкову, заставило его впоследствии пожалеть об этом назначении, но было уже поздно.
Большевистский переворот застал Б.А. Бахметьева послом, и огромные казённые суммы, пересланные как царским, так и Временным правительством в наше посольство в Вашингтоне, были сразу же переведены Бахметьевым на своё имя. Часть их пошла на гражданскую войну, но большая часть расползлась без всякого контроля на надобности дипломатического ведомства и разных учреждений за границей. Милюковская креатура, Бахметьев ненадолго пережил Милюкова в политическом отношении. Странным образом в первом крупном дипломатическом назначении лицо, избранное Временным правительством, не только ничем не было связано с демократическими веяниями Февральской революции, но и прямо было выдвинуто по причине своей прежней царской службы, да ещё в такой щекотливой материи, как военные заказы. Вина за выбор этого лица падает исключительно на Милюкова, так как Временное правительство в этом вопросе дало ему carte blanche.
В Петрограде мне приходилось встречать Б.А. Бахметьева в обществе. Он производил впечатление очень живого и даже весёлого человека, но, признаюсь, я был весьма удивлён, когда он вдруг оказался послом, так как вообще политикой он, по-моему, никогда не интересовался, не говоря уже о дипломатии. Сразу же после назначения Бахметьева в Вашингтон стали подбирать состав особой миссии, которая должна была быть построена на очень широких началах, то есть включать ряд представителей заинтересованных ведомств, как-то: финансов, торговли и промышленности, путей сообщения, военного и морского, не говоря уже об иностранных делах.
С нашей стороны был сначала выдвинут Саблер-Десятовский, сын бывшего обер-прокурора Святейшего Синода, лицо, известное своей неудачей в русско-болгарских отношениях (этот Саблер вручил ультиматум болгарскому правительству в качестве русского поверенного в делах). Я уже упоминал об убогой личности этого злосчастного кандидата. Теперь министерство (т.е. особое совещание по назначениям под председательством А.А. Нератова) выдвигало Саблера в качестве 1-го секретаря посольства при Бахметьеве. Последний, узнав об этой кандидатуре и не желая обрекать себя с первых же шагов на неминуемую неудачу при столь ненадёжном помощнике, явился к Милюкову с требованием об отмене предполагаемого назначения. Милюков, однако, почему-то принял сторону Саблера и внёс вопрос во Временное правительство, хотя дело касалось исключительно дипломатического ведомства, и там кандидатура Саблера была провалена.
Положительно ни сам Милюков, ни наше министерство не могли ещё уловить надлежащий тон: министерство действовало по рутине, а Милюков не давал должной оценки, правда, не событий, а лиц. Конечно, и помимо Нератова, хотевшего вообще избавиться от Саблера, у нас понимали, что в таком вопросе, как посольство в Северную Америку, надо было обдумывать всё, вплоть до секретарского состава, играющего вообще в дипломатии большую роль. Секретарём к Бахметьеву, хотя не в роли 1-го секретаря, а причисленного, был назначен молодой человек 29–30 лет, Сукин, ставший затем министром иностранных дел при Колчаке. Кандидат не из очень удачных, но всё же гораздо бойчее, чем Саблер. Сукин сумел войти в доверие к Бахметьеву и благодаря этому сделать себе карьеру в эпоху гражданской войны.
