Валентин Аккуратов - Лед и пепел
Два месяца изо дня в день ходили мы в Ленинград. В летную погоду с истребителями, а в нелетную для истребителей погоду — одни, и были дни, когда «ишаки», отчаянно защищая нас, становились жертвами фашистских стервятников, а наша «лайба», как прозвали ее военные летчики, не раз получала выбоины. Залатанная и камуфлированная под бомбардировщик, она стала пользоваться большим авторитетом на аэродромах, где мы производили посадки. Когда на командном пункте говорили: «Летит наша «лайба», — слова эти звучали тепло, и дежурные офицеры с особым вниманием следили за нашим полетом. Летчики истребительных полков считали за честь сопровождать нас.
Особенно нам полюбился лейтенант Афанасий Афонский — командир «чайки». Спокойный и рассудительный на земле, в воздухе он был отчаянно смелым. Немецкие летчики уже знали его и боялись. Его тихоходная, но верткая машина из воздушных поединков выходила победительницей. Особенно Афанасий сдружился с С^р^еем На–местниковым, хотя на земле они часто и переругивались, выясняя, кто больший урон нанес «мессерам»: очереди из пулеметного огня частенько били в одну цель.
Но однажды Афанасий заставил нас понервничать даже больше, чем фашистские истребители. Мы вылетели с Лодейного Поля в ясную погоду, а на подходе к Ладоге погода резко изменилась. Облачность спустилась до пятидесяти метров, а видимость упала до пятисот. Погода для истребителей стала явно нелетной. Все «ишаки» развернулись и пошли обратно. Сергей Наместников доложил нам об их уходе, а мы, снизившись до тридцати метров, продолжали полет к Ленинграду.
Минут через десять в пилотскую влетел Сергей.
— Он с ума сошел! С нами идет! Вы только посмотрите, что делает этот мальчишка!
Орлов передал мне управление, вышел. Через минуту он вернулся и мрачно сказал:
— Похоже, что это наш последний полет. Сходи посмотри. Только как бы инфаркт не хватил.
Я вышел в пассажирский салон. В широкий иллюминатор было видно, как «чайка», пристроившись между левым крылом и хвостовым опереньем, словно привязанная, шла с нами. Я ясно видел напряженное лицо Афанасия. Заметив меня, он улыбнулся, а я, почему — не знаю» показал ему большой палец и, тихо пятясь задом, вышел, заняв свое место.
— Ну? Видел? — чертыхнулся Орлов.
— Значит, у него не было другого выхода, — сказал я. — Запоздав с разворотом назад, вошел вместе с нами в облачность и теперь держится за нашу машину, как за естественный горизонт. Выйдем на хорошую погоду, он сейчас же оторвется. Ты пойми, у него На приборной доске нет ни гироскопа, ни искусственного горизонта. Один «пионер»! Но этот прибор без опыта «слепого» полета мало ему поможет. Вот он и избрал единственный возможный вариант, чтобы не свалиться в штопор, держится за нас, как за матку.
Мы помолчали. Положение было крайне сложное, не предусмотренное никакими правилами самолетовождения. Помочь мы ничем не могли. У нас оставалась одна надежда: сам Афанасий сумеет продержаться до берега, а там, по последней сводке, полученной Сергеем, было ясно.
— Сколько осталось до берега, штурман? — спросил Орлов.
— Шестьдесят километров, пятнадцать минут хода. Через десять минут набери высоту сто метров, но не резко: один метр в секунду, чтобы Афанасий нас понял»
— Что этот дьяволенок делает? — говорил Николай Кекушев, улыбаясь, а на лбу крупные капли пота».
— Наверное, никогда «вслепую» не ходил. Летную школу–то окончил полгода назад.
— Но наш Афанасий — орел! Хорошо соображает. Слушай, Юра, и ведь никто не поверит такому, если расскажешь, — обратился я к Орлову.
— Ты надеешься, что кому–нибудь сумеешь рассказать? Оптимист! В Ладоге достаточно воды. А в сводке короткое сообщение: «с боевого задания на базу не вернулись». Кто узнает причину? В коде нет такого шифра, чтобы объяснить наше положение.
— Ладно. Давай набирай высоту поосторожнее, а я посмотрю, как он будет вести себя на подъеме.
В полуоткрытую дверь я увидел ту же картину, которая могла потрясти по своему неправдоподобию любого летчика. «Чайка» шла впритирку, синхронно повторяя все плавные эволюции нашего самолета. Поверхность озера скрылась в облаках. Теперь оба самолета, словно слитые воедино, шли «слепым» полетом. Лицо Афанасия было сосредоточенным, но не растерянным. Я прикрыл дверь и вернулся в пилотскую. Орлов скосил на меня глаза, глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Вдруг словно невидимая рука раздернула облачный занавес, и мы выскочили на солнце. Впереди нас, пониже, покачиваясь с крыла на крыло, стремительно скользила «чайка»; сделав глубокий вираж, она пошла на набор высоты. И столько в ее полете было радости, что мы сразу забыли все тревожные минуты.
— Вот чертенок! А ведь и впрямь орел! — восхищенно произнес Орлов.
Четыре пары глаз любовно и восторженно следили за Афанасием. Вот он, серебристой точкой поблескивая в лучах солнца, ринулся в пике, оставляя за собой шнур белого конденсата — и тут же сделал «бочку».
— Немцы! Один, два… четыре! — крикнул Сергей Наместников и бросился в свою башню.
Со стороны солнца хищно неслись «мессеры». Два из них, заметив нас, ринулись вниз, заходя в хвост, а два пошли наперерез «чайке».
— Кажется, доигрались! — крикнул Орлов, пикируя к земле.
Прижав машину к верхушкам деревьев, он скользнул к широкой просеке, маскируясь высокой стеной леса, проносящегося слева по борту.
Афанасий вовремя заметил подкрадывающихся к нему истребителей. Подпустив их на дистанцию огня, он перевернулся через крыло и оказался сзади «мессеров». Длинная, трассирующая очередь его крупнокалиберного пулемета впилась в задний истребитель. Видно было, как от фюзеляжа отлетели куски, черный шлейф дыма вырвался из мотора, и самолет стремительно стал падать. Оба «мессера», атакующие нас, бросились на помощь своему оставшемуся в одиночестве истребителю. Теперь «чайка» и три «мессера» закрутились в бешеной карусели.
— Наши, наши! Это же ЯКи, ЯКи 1 — радостно закричал Сергей по внутренней связи.
Со стороны аэродрома, с высоты, в стремительном пике неслась стайка остроносых ЯКов. Заметив подкрепление, «мессеры» бросили «чайку» и быстро ушли на юго–восток, не принимая боя. «Чайка» приблизилась к нам. Мы делаем Афанасию знаки, чтобы не подходил близко, и показываем большой палец. В это время впереди появляется аэродром, «чайка» отваливает влево, а мы с ходу идем на посадку.
Заруливаем к капониру. Вскоре садится и Афанасий. Выключив мотор, он подбегает к нам. На лице виноватая улыбка.
— Понимаете, не заметил, как вошли в облачность, а летать «вслепую» не умею. Вот и прицепился к вам, чтобы не свалиться. Вы мне были как горизонт.
