Роджер Мэнвелл - Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945
Как ни странно, но это назначение не позволило Гиммлеру принять на себя руководство знаменитым контрнаступлением в Арденнах, спланированным Гитлером и порученным генералу войск СС Зеппу Дитриху, которому фюрер передал командование Шестой танковой армией для действий под общим руководством командующего западным фронтом Рундштедта. Не исключено, кстати, что назначение Гиммлера преследовало цель не дать ему вмешиваться в действия Дитриха. Рундштедт и без того весьма болезненно относился к вмешательству рейхсфюрера СС, который вел себя настолько бестактно, что позволял себе во время инспекционных поездок посылать ему приказы, подписанные «верховный главнокомандующий западного фронта»23.
Танковая армия СС Зеппа Дитриха не вполне соответствовала своему громкому названию; одна треть ее танковых дивизий была набрана из «Фольксгренадир», еще треть – из Ваффен-СС. Контрнаступление окончилось неудачей, даже несмотря на участие в нем сформированной Скорцени особой бригады, подчинявшейся непосредственно Гиммлеру, который принял командование на западном направлении всего за несколько дней до начала Арденнской операции. Союзники заранее знали, что Скорцени собирает говорящих по-английски немцев, чтобы переодеть их в английскую и американскую форму и перебросить в расположение противника. Правда, большинству диверсантов Скорцени удалось просочиться в тыл союзнических армий, но все их усилия оказались напрасными, так как танки Зеппа Дитриха застряли в снегу и не смогли оказать им поддержку. Наспех сформированные войска Гиммлера и их командиры, включая прибывшего из Варшавы Бах-Зелевски, тоже воевали недолго и не особенно успешно. Рейхсфюрер попытался было взять Страсбург, но потерпел серьезное поражение; от позора его спасло лишь назначение на пост командующего группой армий «Висла». Двадцать третьего января Гиммлер уехал на Восток, забрав с собой Скорцени. По насмешливому свидетельству начальника штаба Рундштедта генерала Вестфаля, рейхсфюрер СС оставил после себя «целый ворох неразосланных приказов и отчетов».
Новый штаб Гиммлера разместился в Шварцвальде. Борман писал по этому поводу жене: «Его штаб – то есть его поезд – стоит где-то в окрестностях одного из Мургтальских тоннелей или около Трайберга». Штаб– квартира Гитлера находилась в это время в Бад-Наугейме в ста пятидесяти милях оттуда, но Гиммлер держал с ним связь. В канун Рождества он даже присутствовал на приеме и сидел рядом с Гудерианом, который не преминул отметить, что Гиммлер, судя по всему, полностью разделял заблуждения Гитлера:
«У него не возникало никаких сомнений по поводу собственной значимости. Он искренне верил в свои способности военного и считал, что может принимать решения по ходу ведения войны ничуть не хуже Гитлера, а уж про генералов и говорить нечего. «Знаете, мой дорогой генерал-полковник, я не думаю, что русские перейдут в наступление. Все это просто блеф. Цифры, переданные вашим отделом… сильно преувеличены. Эти люди излишне тревожатся. Я убежден, что на восточном фронте ничего не происходит». С такой наивностью не поспоришь!»
Легкомысленное отношение к ситуации, в которой оказалась Германия, действительно передавалось всем, кто находился под влиянием Гитлера. Сам фюрер проводил все вечера за просмотром кинофильмов, а его соратники развлекались как могли. Двадцать девятого декабря Гиммлер устроил прием для Рундштедта и Бормана, после которого гости разъехались по собственным квартирам, чтобы «продолжить веселье, послушать музыку и потанцевать». «Я не танцевал, – пишет Борман жене, – но видела бы ты Йодля!..»
Это, впрочем, не мешало Гиммлеру пристально следить за теми, кто, по его мнению, нуждался в постоянном присмотре. В январе он писал Ройтеру, своему представителю в Голландии: «Приказываю в полном объеме осуществлять репрессии и другие антитеррористические мероприятия. Невыполнение будет рассматриваться как серьезный проступок. Если поступят жалобы о вашей жестокости, вам следует этим гордиться». В мае 1944 года он написал Панке, шефу полиции в Дании: «Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы ваша жена вела себя скромнее… Вынужден просить вас напомнить ей о дисциплине; недопустимо, когда молодая женщина позволяет себе безответственные высказывания по поводу того или иного политического события… Как мне кажется, вы не сумели занять главенствующего положения в семье, подобающего настоящему руководителю СС. Хайль Гитлер!» В августе он послал резкую записку военному губернатору Кракова: «Я крайне недоволен вашими распоряжениями, которые касаются исключительно эвакуации. Я требую стойкости от всех членов администрации. Нужно заниматься делом, а не вывозить свой багаж!» Оказавшись в тяжелом положении на западном фронте, Гиммлер тем не менее нашел время, чтобы написать генералу войск СС Хофле. Сначала рейхсфюрер собирался объявить ему строгий выговор, но потом изменил свое решение: «Я долго размышлял над своим письмом, написанным более двух недель назад, и решил… дать вам еще один шанс». Письмо заканчивалось словами: «Если бы я мог представить, насколько мое поручение превышает ваши умственные способности, я бы избавил нас обоих от этого позора».
В это время Гиммлер уже наверняка понял, что члены СС оказались не способны на то героическое самопожертвование, которого он от них требовал. Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка того периода. К примеру, в письме, датированном 14 января 1944 года, анонимный корреспондент сообщал о взяточничестве, мошенничестве и грабежах, в которых были замешаны многие высокопоставленные руководители СС. Автор назвал по именам около дюжины офицеров СС, которые вели роскошный образ жизни, в то время как все его сыновья воевали на фронте, а дом сгорел после авианалета. Это – настоящее предательство, писал возмущенный корреспондент.
Десять дней спустя, 24 января, старший офицер СС написал Гиммлеру, что глупо призывать на фронт рабочих с военных заводов, так как на фронте не хватает не солдат, а снаряжения.
Шестнадцатого февраля бригадефюрер СС Хофман прямо спрашивает у Гиммлера, что ему делать с огромным количеством иностранных рабочих, которые стали серьезной обузой для рейха теперь, когда границы сокращаются и для них не остается никакой работы. Следует ли их оставить врагу? Ответ на это письмо не сохранился.
Двадцать третьего февраля Гиммлер сам отправил письмо Борману, которого по-прежнему называл «дорогой Мартин». В письме он упомянул о донесении молодого офицера СС Вильгельма Вермолена, в котором тот сообщал о низком моральном духе партийных руководителей, первыми бежавших с поля боя.
