Моисей Кроль - Страницы моей жизни
Одним из них был Перфильев, образованный человек, но крайне замкнутый. На редакционных собраниях он почти всегда молчал, но его фельетоны – сатирические и юмористические – были захватывающе интересны. Читая их, публика покатывалась со смеху. Перфильев обладал настоящим юмористическим талантом, особенной способностью в самых обыкновенных жизненных явлениях выискивать их смешную сторону; не удивительно, что его фельетоны пользовались большим успехом.
Другой чиновник давал статьи по экономическим вопросам и о ходе переселенческой работы в Сибири. Его фамилия была Дубенский, и он занимал очень ответственную должность в канцелярии генерал-губернатора. До поступления на эту должность Дубенский участвовал в научной экспедиции, которую организовало Министерство земледелия в двух губерниях Восточной Сибири – Енисейской и Иркутской. Целью этой экспедиции было произвести статистико-экономическое обследование населения двух указанных губерний, чтобы выяснить, какое количество переселенцев можно туда направить. В этом обследовании приняли участие целый ряд известных русских статистиков и экономистов, и на основании собранных ими материалов было составлено несколько очень серьезных трудов об экономическом положении сельскохозяйственного населения Енисейской и Иркутской губерний, причем один из томов этой капитальной работы был написан Дубенским. Это была монография о землепользовании в Восточной Сибири. Ввиду больших научных достоинств этой книги Дубенский и был принят на службу в канцелярию генерал-губернатора.
Статьи Дубенского в «Восточном обозрении» были всегда очень обстоятельны. На редакционных собраниях он, однако, бывал очень редко. Все же случайно я с ним познакомился вскоре после моего приезда в Иркутск, и при первой же нашей встрече выяснилось, что мы когда-то были знакомы. И тут точно молния осветила мою память. Я ясно вспомнил, при каких обстоятельствах я виделся с ним в Одессе. Он был студентом и пламенным революционером. Я был исключенным студентом и тоже вел в Одессе революционную работу. Какое-то конспиративное предприятие свело меня и моего друга Штернберга с Дубенским.
Прошло одиннадцать лет, и в Иркутске мне пришлось убедиться, что от его революционности не осталось и помину. Он успел за это время креститься и спокойно проделать карьеру царского чиновника. Все же он остался либералом, и для «Восточного обозрения» он был весьма полезным сотрудником. Понятно, что я счел лишним напоминать ему об его юношеском «увлечении». Не имело никакого смысла выкапывать из могилы то, что в ней давно было похоронено.
И еще одного интересного сотрудника имело «Восточное обозрение». Это был чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Горемыкине Александр Александрович Корнилов, самый талантливый из горемыкинских чиновников. Он происходил от старинной дворянской фамилии, но у него было большое духовное родство с дворянами калибра Тургенева, Огарева, Герцена, Бакунина и других ярких представителей русской прогрессивной мысли. Он был многосторонне образован, но особенно он интересовался широкими государственными проблемами и историей общественного развития в России. В то же время он был необыкновенно скромен. Говорил он тихо и спокойно, но в его манере говорить заключалась большая убедительная сила, потому что все, что он говорил, шло из самого сердца. Вообще он производил на всякого, кто знал его близко, впечатление истинного духовного аристократа. Из своих левых взглядов он не делал секрета, и генерал Горемыкин называл его «мой красный чиновник», вкладывая в эту фразу гораздо больше симпатии, нежели иронии.
Для «Восточного обозрения» Корнилов писал преимущественно статьи по общим государственным вопросам, подчеркивая при этом особые нужды сибирского края.
Все перечисленные сотрудники «Восточного обозрения» были пришельцами из Европейской России, но в газете работали также многие способные и даровитые сибиряки. А при посредстве корреспондентов с мест газета также поддерживала тесные сношения с глубокой провинцией.
Так «Восточное обозрение» стало важным фактором общественной жизни в Восточной Сибири. Можно сказать, что эта газета была почти единственной организованной общественной силой, которая по мере возможности выражала надежды и чаяния прогрессивных слоев сибирского населения.
Вокруг «Восточного обозрения» группировались почти все интеллигентные силы Иркутска – писатели, ученые, политические ссыльные и вообще культурные люди, интересовавшиеся общественными и политическими вопросами. Очень часто устраивались довольно многолюдные собрания у Попова, Лянды или у кого-либо другого. Эти собрания были одним из парадоксов тогдашней русской жизни. Департамент полиции и жандармы на местах всячески преследовали «неблагонадежных», и в то же самое время почти под генерал-губернаторскими окнами (музей находился против генерал-губернаторского дома) в квартире Попова собирались двадцать, тридцать, сорок человек и целыми вечерами вели разговоры и споры по самым острым и «опасным» вопросам. Можно сказать без всякого преувеличения, что на этих собраниях допускалась неограниченная свобода слова.
Это было время, когда в русских интеллигентских кругах шли страстные споры о том, должна ли Россия пройти капиталистическую фазу развития, или нет. Известный экономист В.В. в своей книге «Судьбы капитализма в России» защищал ту точку зрения, что Россия может перейти к высшим хозяйственным и общественным формам, минуя капиталистическую фазу. Но он подвергся жестокой критике со стороны Плеханова и целой плеяды молодых марксистов, выросших в России за десятилетие между 1883 и 1893 годами. К концу 80-х годов борьба углубилась: марксисты ополчились против всего «народнического» движения. Резким нападкам марксистов подвергались программа и тактика «Народной воли». Эта героическая партия была объявлена «мелко-буржуазной» за то, что, защищая интересы рабочего класса, она также боролась за благоденствие крестьянства. Народники и в особенности «народовольцы» ответили марксистам решительной контратакой, и эта полемика, принимавшая подчас очень резкие формы, нашла отклик почти по всей России.
В это именно время русские марксисты создали теорию об «антиколлективистическом» черепе русских крестьян и смотрели на капитализм, как на некое божество, которое родит нового Геркулеса, пролетариат, и этот Геркулес освободит нового Прометея, человечество, от капиталистических цепей. Вера в провиденциальную роль капитализма была так велика, что Струве и Туган-Барановский с жаром проповедовали необходимость «выварить русских крестьян в фабричном котле» и таким образом создать в России могучий, сознательный пролетариат. Марксистская же молодежь часто шла еще дальше своих учителей и решительно отказывалась от «наследства», т. е. от всего, что было сделано предшествующими поколениями революционеров как в области интеллектуального творчества, так и для освобождения России от царского абсолютизма.
