Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана
Понтинг был бы для нас кладом уже благодаря одним своим лекциям; но он с каждым днем больше ценится как художественный бытописатель текущей жизни. Никогда еще ни одна экспедиция так обильно не иллюстрировалась, и единственным затруднением будет сделать выбор из бесчисленных его негативов; и при этом нет ни одной работы, сделанной наскоро, небрежно; он почти никогда не оставался доволен первым снимком, и бывали случаи, что он удовлетворялся лишь четвертым или пятым.
В пятницу Черри-Гаррард выпустил второй номер нашего журнала; вообще он вышел еще удачнее первого. Бедный Черри в поте лица сочинил передовую статью, что очень заметно; остальные статьи написаны в более легком тоне. Тэйлор на этот раз является главным автором, но его статья длинновата. Нельсон выступил с юмористической вещицей, украшенной прелестными иллюстрациями, лучше чего даже Уилсон ничего не создавал. Юмор, конечно, местный; но я убедился, что для популярного издания другого юмора не должно быть.
Погода испортилась, но не настолько, чтобы удерживать нас в доме.
Четверг, 14 сентября.
Опять несколько дней не писал. Был страшно занят: доканчивал план летней кампании; брал уроки фотографирования, приготовлялся к нашей экскурсии на запад. Вчера читал доклад «О планах для предстоящей южной экспедиции». Все меня слушали с восторгом, и общее впечатление такое, что имеющиеся у нас средства нельзя использовать лучше. Хотя на разные отрасли вопроса обращено немало забот и внимания, ни у кого не нашлось ни одного замечания, никто не предложил ни одного улучшения. Составленный план, по-видимому, снискал общее доверие. Остается испытать его на деле.
Прочтены последние лекции. В понедельник Нельсон дал интересный краткий обзор биологических вопросов, причем проследил ход развития жизненных форм – от простейших одноклеточных животных организмов.
Сегодня Райт делал доклад «О составе материи» по последним лабораторным исследованиям. Сюжет нелегкий; все же выносится некоторое понятие о направлении трудов великих светил физики, о целях, достигаемых ими, о средствах, которые они употребляют.
Эти лекции были для нас большим развлечением, и мы очень огорчались бы их прекращением, если бы не имелась к тому такая уважительная причина.
Завтра Боуэрс, Симпсон, Э. Эванс и я отправляемся на запад. Хочу взглянуть еще раз на ледник Феррара, проверить поставленные там Райтом в прошлом году вехи, обновить мои впечатления от работы с санями (технические детали так легко забываются), наконец, поработать с камерами. Я не решил, сколько именно времени мы будем в отсутствии и куда именно пойдем; такая неопределенность имеет свою прелесть.
Всю неделю было хорошо; но температура держится ближе к –30° [–34 °С], а сегодня упала до –35° [–37 °С]. Чего доброго, предстоят холодные дни.
Воскресенье, 1 октября.
В четверг вернулись из замечательно удачной и поучительной короткой весенней экскурсии; отсутствовали всего 13 дней, начиная с 15 сентября. Прошли 152 географических мили (175 простых) в 10 дней. 2 1/2 дня мы шли до Масляного мыса, на который доставили часть припасов, назначаемых для западной партии, так что мы в эти дни везли по 180 фунтов на человека. Все шло гладко и хорошо. Двойная палатка – большое удобство. 16 числа был чудный день до 4 часов пополудни, когда с юга подул холодный ветер; нас порядком в разных местах обморозило. Поверхность – так себе; встречалось. много рыхлых сугробов, в которых сани становились передком вверх. На этой стороне пролива как будто много меньше снега; не оттого ли, что меньше ветра?
Боуэрс настаивает на том, чтобы одному проделывать всю работу в лагере; чудо – не человек! Никогда подобного ему не встречал.
Заструги поперек этой части пролива носят особый характер: наст изборожден длинными волнистыми полосами, а поперек последних идут такие же полосы, но менее глубокие; получается нечто вроде так называемого узора «елочкой».
Сложив привезенный экстренный груз, мы отправились дальше, к леднику Феррара. С левой стороны замечательно низкий припай; трещины от прилива нет, снежный покров на морском льду очень неглубок. Мы чувствуем себя прекрасно. Боуэрс – просто клад; Эванс тоже. Симпсон быстро учится. Лагерная жизнь по мне; одного не люблю – ночью вставать и выходить; прошлой ночью пришлось три раза.
19 числа мы дошли до Соборных скал [Cathedral Rocks]. Тут мы нашли поставленные Райтом поперек ледника вехи и все 20 число провели в том, что в точности делали съемку их положения. Дувший с ледника очень холодный ветер все усиливался. Несмотря на это, Боуэрс возился с теодолитом. Удивительный он, в самом деле, человек. Я никогда не видел никого, кто мог бы так долго на таком морозе работать голыми пальцами. Мои пальцы больше нескольких минут не выдерживали. Мы убедились, что было движение, – приблизительно 30 футов. (Оказывается, что старый ледник более прыток, чем мы полагали.)
Мы установили, что у разных вех движение определяется различно, – от 24 до 32 футов, и это всего за 7 1/2 месяцев. Это – весьма важное наблюдение, первое, произведенное над движением береговых ледников; оно больше, чем я ожидал, но все же настолько незначительно, что подтверждает мнение об их сравнительной неподвижности. Боуэрс и я сняли на леднике множество довольно удачных негативов, на пластинках и на пленках, что обеспечивает нас относительно фотографических работ во время предстоящей экспедиции.
21 числа мы спустились с ледника и разбили лагерь у северного конца его. Отсюда мы в течение следующих дней не спеша походили вдоль берега; заглянули в Новую гавань и влезли на морену, измеряя углы и собирая образчики каменных пород. У мыса Берначчи мы нашли много чистого кварца, а в нем – жилы медной руды. Я добыл кусок, содержащий комы меди. Это первый случай нахождения минералов, подсказывающих возможность разработки.
На следующий день мы увидели низкую, длинную ледяную стену, которую мы сначала приняли за выдвинутую в море длинную ледниковую косу. Подойдя ближе, мы увидели на ней темное пятно. Вдруг мы хватились, что эта коса отделена от берега, и мы стали обходить ее, узнавая знакомые черты. Подойдя совсем близко, мы стали примечать сходство с хорошо знакомой нам ледниковой косой у Эребуса, и, наконец, нам бросился в глаза флаг на нем; и вдруг нам пришло в голову, что это, пожалуй, и есть тот самый кусок, оторвавшийся от этой косы.
Мы не ошиблись. Мы разбили лагерь у дальнего конца и, поднявшись на вершину, скоро нашли оставленный Кэмпбеллом склад корма и ряд шестов, поставленных для указания пути нашим лошадям осенью. Итак, здесь твердо засела оторвавшаяся от ледника Эребуса в марте огромная льдина, около двух миль в длину, которая описала полукруг, так что прежний западный конец ее теперь обращен к востоку. Принимая в расчет многочисленные трещины в этой ледяной массе, крайне удивительно, что она уцелела, совершив такое дальнее плавание.
