Филипп Бобков - Последние двадцать лет: Записки начальника политической контрразведки
— А кем вы были?
Командиром отделения, командиром взвода до конца войны. Тогда стал ветераном, было мне 19 с половиной лет. А после войны в июне 45-го меня направили в школу контрразведки «Смерш».
— А до этого вам приходилось с контрразведчиками встречаться?..
Полковых офицеров военной контрразведки, конечно, знал. Они участвовали в боях и занимались своим делом.
— Но ведь пишут, что «Смерш» на фронте был везде, всюду все контролировал?
— Лучше всех о нем написал писатель Владимир Богомолов в своем романе «В августе сорок четвертого».
— А вы кем хотели стать?
— Мечта была окончить судостроительный институт в Николаеве.
— Откуда такая тяга к морю, вы из Донецкой области, там степи, курганы?..
— Степи и курганы морю не помеха.
— Филипп Денисович, прежде чем перейти к мирной жизни, хочу спросить о самом памятном событии войны…
Очень трудно его выделить. Для меня, например, очень памятны бои под Новосокольниками, это март 43-го. Очень тяжелые… Многое осталось в памяти. Смерть отца, конечно. Тяжелый был для меня удар, но на войне это легче переживалось, потому что смерть была рядом каждый день. Памятно форсирование болот Лубанской низменности, бои за освобождение Риги, под Ауце. Войну закончил в Курляндии. Тяжелые были бои. Поскольку фактически вся армия ушла на запад, то здесь, в Курляндии, осталась очень небольшая группировка наших войск, которая сдерживала курляндскую группировку немцев. Бои не были рассчитаны на победу, надо было сдерживать почти 100 тысяч немцев. После капитуляции они дня четыре шли сдаваться.
— А вот насчет ваших наград, подвигов…
Я принес с собой газету нашей дивизии, вот она. Тут есть заметка и обо мне. Я ее взял, чтобы избавиться от необходимости рассказывать…
— А вот еще какая-то бумага, это реляция?
Нет, это политдонесение. Я сейчас пытаюсь написать статью про наш корпус и в Подольском архиве совершенно неожиданно нашел политдонесение из дивизии. И там прочел строчки о себе…
— Интересно, вас тут бесстрашным назвали. А на самом деле на войне страшно?
— Страшно, конечно, но в бою это не ощущается.
— Страх заглушался водкой?
— Нет. Водка была с 1 октября по 1 апреля.
— Только зимой, чтобы не замерзнуть.
— Да, 100 грамм водки в день.
— Вы, наверное, не пили, молодой были…
— Нет, пил. Но, между прочим, перед боем никогда не пил. После боя пил. А перед боем никогда.
— А как все-таки страх подавлялся?
— Трудно это описать. Конечно, страх был, но во время боя какая-то сила появлялась, которая снимала его.
— А было какое-то суеверие?
— Нет, не было.
— Была идея, вы шли в бой за веру?
— Была идея. Было чувство, что я должен это делать. Никакого другого чувства не было. Страх ощущался после ранения, когда возвращаешься на фронт, когда подходишь к передовой, слышишь взрывы… А потом опять привыкаешь.
— Человек привыкает к войне, это же неестественно!
— К войне нельзя привыкнуть, но есть обстоятельства, когда воевать надо. Это понимали солдаты Великой Отечественной: тут и мобилизация, и дух коллектива, и конечно же справедливые цели войны.
— Приходилось ли встречаться с элементами трусости, предательства?
— С предательством нет. Трусость была.
— Это в чем выражалось?
— Человек иной раз пытался спрятаться, не выйти из окопа, не подняться в атаку.
— Это нетипично?
— Да. Ведь иной раз может быть такое, что у человека сегодня одно настроение, завтра он совсем другой.
— А не было такой беспощадной гонки в бой? Плевать, что у тебя на душе творится. Иди и умирай.
— После войны, особенно в последние годы, приходилось читать и об этом. Но мне не приходилось видеть такое.
— Итак, война закончилась, и вы хотели строить корабли.
— После войны я оказался в Ленинграде, в школе военной контрразведки.
— А где была ваша семья? Папа погиб…
— Брат погиб. Я из семьи остался один.
— А мама?
— Тоже умерла.
— То есть вам и идти было некуда…
— Да, я был свободен со всех точек зрения. Сам делал свой выбор, сам решал свою судьбу. Выбор сделали без меня, но я без колебаний согласился с этим выбором.
— Это достаточно жестко было?
— Нет. Последнее слово оставалось за мной.
— После учебы в школе службу вы начали в центральном аппарате госбезопасности. Начали с помощника оперуполномоченного и закончили первым заместителем председателя КГБ. В какой вы попали отдел, чем занимались?
— Моя работа в органах государственной безопасности все время проходила внутри страны. Всю жизнь проработал в контрразведке. Контрразведка имела разные профили, разные направления. Основная линия контрразведки — борьба со шпионажем. Но контрразведка — это и работа на транспорте. Контрразведка, оберегавшая промышленность, секреты, в частности атомной промышленности. Была и есть контрразведка, которую сейчас чаще именуют политическим сыском. Но это политическая контрразведка, задача которой защита государственного строя. Вся контрразведка защищала строй, но эта контрразведка отличалась тем, что охраняла политическую систему. Замечу, что такая служба не является изобретением советской власти. Она существует во всех государствах. В Германии, например, это ведомство по охране конституции. Большую часть своей службы в органах работал именно в этой области. Поэтому и оказался в 5-м Управлении, когда оно было создано. Основными функциями его было прежде всего изучение процессов, происходящих в стране и в обществе, знание которых способствовало бы предотвращению негативных проявлений; процессов, используемых зарубежными центрами «холодной войны» в целях подрыва государственного строя. В задачу управления входило и предотвращение проникновения на территорию страны агентуры, засылаемой с целью созданий так называемых очагов сопротивления, и недопущение нежелательных процессов, и содействие своей информацией выработке решений, направленных на устранение причин возникновения негативных ситуаций.
В условиях «холодной войны» работа эта приобретала особое значение. Война-то шла. После речи Черчилля в Фултоне в западных спецслужбах появилось много планов «холодной войны». Они определяли стратегические цели и тактику «холодной войны». В войне использовались легальные и нелегальные (диверсионные) средства и методы. Последние породили термин «идеологическая диверсия». Легальные — пропаганда с использованием радио, телевидения, листовок, газет, книг, обработка людей при физических контактах.
