Родион Нахапетов - Влюбленный
Я очень люблю сюжет «Коры». Мысленно вижу фильм. Но история Коры Верн — кинозвезды, которая из причуды живет в натурной декорации, оставшейся после съемок, оказалась слишком необычна для большой студии. Значит, снова промах? Сунуть в дальний ящик стола и забыть? Нет, я не согласен! Надо что‑то предпринять! Но что? Кто даст деньги на «Кору»?
Москва! Дорогой моему сердцу город! Как много нового, незнакомого, иностранного появилось в твоем древнем лике, точно кто‑то насильно надел на тебя маскарадную маску. Город озарился рекламой: красные флаги, некогда пестревшие на сером небе, уступили место ковбою с сигаретой во рту, курящему верблюду и бутылке виски.
Прежде чем рассказать о поисках финансирования для «Коры», хочу поделиться впечатлениями о новой, капиталистической Москве.
Мы гуляли по Новому Арбату с нашим американским приятелем Джорджем Бигелоу. Джордж снимал на видео московских прохожих. Вдруг я заметил, что он держит на прицеле двух молодых парней, вышедших из казино и уговаривающих проститутку. Девица артачилась. Парни мрачного мафиозного типа — в длинных кожаных пальто, лица такие озлобленные, что девице, видимо, страшно было уединяться с ними.
— Ладно, две тысячи! — Парень цепко держал проститутку за ворот шубы.
— Я же сказала, я ухожу! — пыталась она вырваться.
— Не зли меня, паскуда, а то ноги выдерну! Дам три! За двоих! Час — и ты свободна, блядь!
— Мне надо уйти!
Джордж, не понимая, что ситуация напряженная, стал приближаться к разъяренным парням. Я дернул его за руку, но было поздно: парни его заметили. Ну, все, подумал я, влипли в историю. Парни отпустили девицу и, засунув руки в глубокие карманы (за оружием?), медленно двинулись на нас.
— Они нас убьют, — прошептала Наташа по — английски. — Бежим отсюда! Джордж, ты слышишь?
— Что‑что? — улыбаясь, спросил Джордж, продолжая снимать.
Парни, грубо оттолкнув Джорджа, подошли ко мне. В нос ударило перегаром. Глухая, темная ненависть. Ближний ко мне парень стал медленно вынимать руку из кармана. Я как завороженный следил за его угрожающим движением, не сомневаясь, что вынимают «Макарова».
— Что вы хотите? — спросила Наташа, влезая между мной и парнем.
Парень вынул из глубоких недр кармана руку и протянул мне. Голую, безоружную руку.
— Дай пять! — мрачно сказал он.
Я дал.
— Ты мой любимый артист! — сказал он. — Нету лучше!
В ответ я промямлил что‑то вроде «ну что вы, что вы…».
Парню не понравилось.
— Не надо скромничать! — резко сказал он. — Я знаю, что говорю!
Не отпуская моей руки, парень повернулся к приятелю:
— Узнал его?
Приятель кивнул. Тогда парень повернулся к Наташе и j Джорджу и спросил:
— Это вы увезли его в Америку?
— Он сам уехал, — сказала Наташа.
— Сам? — Парень сплюнул на асфальт и со злостью добавил: — В России его любят, бля! Понимаешь ты или нет?
— Там его тоже любят, — вставила Наташа.
— Там? — переспросил парень. — Не верю!
Джордж Бигелоу переводил взгляд с одного на другого, не понимая, о чем мы толкуем. И вдруг произошло неожиданное.
Парень склонился к моей руке.
— Будь здоров, Нахапетов! — сказал он и поцеловал мою руку.
Я дернул руку, но было поздно: парень повернулся и пошел прочь. Его приятель последовал за ним.
Наташа начала смеяться.
— Что такое? Кто эти люди? — недоумевал Джордж.
— Ты видел? Этот тип поцеловал Родиону руку, как крестному отцу! — Наташа, смеясь, обняла меня и полуиронично, полупочтительно добавила: — Родион Корлеоне — любимец русской мафии! Попросил бы у него денег на фильм.
— Не говори глупости! — сказал я.
В России бурно развивался класс богачей (не рублевых, разумеется). Карманы криминалов оттопыривались, набитые зелеными банкнотами. Но кругом — разборки, перестрелки, кровь. Не просить же, в самом деле, денег у этой уголовной братии!
— А почему бы и нет? — донимала Наташа. Она была измучена голливудскими иллюзиями, бесконечными ожиданиями. А тут — конкретные люди, реальные деньги.
— Пожалуйста, Наташа, — втолковывал я ей, — не дави. Я не собираюсь работать с бандитами.
— Почему?
— Да потому. Ты думаешь, им нужна старуха Кора? Им подавай голых красоток.
— Ну, не знаю. Но надо что‑то делать. Мы так можем всю жизнь сидеть и ждать. А здесь тебя любят…
Мы пошли в «Пекин» на площади Маяковского в надежде поесть тофу.
Огромный зал был набит до отказа. Метрдотель ресторана узнал меня и предложил столик у сцены.
— Тайфу? — недовольно переспросил официант, — Это барахло. Зачем вам тайфу? Какая‑то тряпка из сои. У нас есть чудесные табака. Шашлык по — карски…
Наташе все эти блюда были неизвестны.
— Нет, — сказала она. — Мы хотим тофу. Это китайский ресторан?
— Китайский, — ответил официант.
— Мы хотим тофу.
Не успел официант отойти, как заиграла музыка и на сцену выскочили полуголые девушки. Они закружились в танце вокруг нашего стола.
— Это правда китайский ресторан? — спросила меня Наташа. — Или это «Мулен Руж»? Поесть спокойно не дают.
— Хм, я не знал, что в «Пекине» есть шоу.
— Сейчас еще стриптиз начнется, — возмущалась жена. — Пойдем отсюда. Или тебе нравится? Я вижу, ты уже не можешь глаз оторвать.
Мы ушли, не дождавшись тофу.
Москва стала другая. Наташа вспомнила свой первый визит в Москву в 1971 году. Она была тогда с мамой и из всей двухнедельной туристической поездки ей запомнились лишь две вещи: творог со сметаной в буфете гостиницы и — шпионы в кустах. Нет, не пионы, я не оговорился, а именно шпионы. Наташа была маленькая, но прекрасно помнит, как из‑за кустов за ними подглядывали дяди в бежевых плащах. Мама назвала их шпионами.
Сейчас шпионов нет. Ни слежки, ни подозрительности. к Делай что душе угодно. Пиши, снимай, пой. Полная свобода. Но почему тогда нет кино? Я имею в виду кино в былом его масштабе и качестве. Грустно сознавать, но на фестиваль: американского эротического фильма в Москве стояли километровые очереди, в то время как на отечественные фильмы народ идет после долгих уговоров. Знаю, что это временная ситуация и она скоро выправится, но прежнего зрителя мы потеряли, а новый еще не созрел. Молодежь жадно поглощает j культуру Запада. Доверия к родительскому вкусу, поворачивающему детей к России, нет, авторитет «стариков» подорван. Дети смотрят на старших как на путаных дураков, которые что‑то строили, строили, а потом взялись ломать.
Другой московский ресторан.
Легкий развлекательный аукцион. Прежде чем предложить посетителям дорогую красотку, для раскачки разыгрывается роза. Начинается с десяти долларов, доходит до тысячи! Интересно, знают ли участники аукциона, что в больнице, за углом ресторана, умирают дети — без антибиотиков?