Родион Нахапетов - Влюбленный
Нищий сидит, понуро свесив голову. На табличке написано: «Помогите больному, которому срочно нужна операция. Нужны деньги на операцию — подайте бедному человеку». Американские врачи обступают нищего и живо интересуются, какая именно операция ему нужна, что за болезнь, где он живет и т. д. вопросы, вопросы, но денег никаких. нищий равнодушно отворачивается от назойливых чужестранцев.
Во время операции русские врачи обсуждают новейший, последнего слова техники аппарат искусственного кровообращения, который мы привезли с собой. наташа в операционном халате стоит рядом и невольно слышит их разговор. Ребята принимают ее за американку и
Говорят в ее присутствии не стесняясь.
— Втирают очки эти американцы! — говорят они. — Смотри, Смотри — справа, видишь? Поналепили индикаторов. У Нас дешевле, но есть все, что надо. А Тут огоньки мигают, все эти мониторы — хуЕторы, понацепляли украшений, как на елку! набивают цену! Я Бы выкинул половину этой фигни.
Наташа не выдерживает и говорит на чистом русском языке:
— Мы привезли этот аппарат для вас!
Русские в шоке.
— Мы оставляем аппарат вам. В подарок!
Пауза.
— Понимаете? Мы его дарим! Он ваш!
Наконец русские оживают.
— Да? Ух ты!
— Здорово!
— Вот спасибо!
— А мы тут смотрим — такого навертели американцы! Ну, молодцы! Космический корабль, а не аппарат искусственного кровообращения. Наш уже старенький, на ладан дышит. Половины того, что здесь, у нас вообще нет.
— А ВОТ ТАМ справа, что это?
— Да — да! А для чего вон то?
Наташа прерывает этот поток:
— Я не знаю, я не специалист. Такой‑то все вам объяснит.
Еще долго молодые врачи шепчутся, пожирая глазами драгоценный подарок.
Завтрак в казанском санатории потряс американцев своим изобилием. Вот наш утренний рацион: сосиски с вермишелью, мясные беляши, котлеты с гарниром, куриные ножки, ветчина, колбасы, сыр, яичница с беконом, антрекоты, гречневая, пшенная и рисовая каши, творог со сметаной, овощи, фрукты, оладьи с вареньем, блины с мясом и с творогом, соки, минеральная вода, чай, кофе, молоко, кефир, йогурт, конфеты, булки, пирожки. Все это — в один раз, на одном столе.
Если принять во внимание, что американцы завтракают легко, то казанский завтрак останется в их памяти навсегда.
Когда я спросил, зачем такое изобилие в шесть утра, мне резонно ответили: «Врачи уходят на весь день — вот мы и выдаем им суточную норму, чтобы работали в полную силу!»
Однажды случилось невероятное: во время операции отказал новейший респиратор, который мы привезли. Возможно, сказалась разница в напряжении или что‑то еще. Пришлось взять на вооружение русский респиратор двадцатилетней давности. Забавно: русские врачи обучали американцев, как пользоваться старинной машиной. Ребенок был спасен.
Доктор Джон Коулсон сидит на автобусной остановке. Откуда‑то появляется пожилая женщина, дает ему розу и удаляется.
Из разговора американцев.
— Вначале я страшно скучала по дому, как будто я на другой планете. Но потом потекли дни, рутина: госпиталь, санаторий, госпиталь, санаторий. Я о доме и думать перестала. Кстати, какое сегодня число?
— Четырнадцатое… мне кажется.
— Нет, я думаю, тринадцатое.
— Погоди, мы вылетели в воскресенье, так?
— Да.
— Значит, понедельник было восьмое, вторник девятое… Кстати, какой сегодня день недели?
— H — Н-НЕ знаю…
Женщины смеются. Одна из них ложится на больничный диван, другая устраивается в глубоком кресле, и обе вмиг затихают. Минута отдыха. Звенит телефон. Обе вскакивают и бегут в реанимационную. Некоторые врачи предпочитают спать в больнице, чтобы держать ситуацию под контролем.
— Наши впечатления о поездке невозможно выразить словами. Это, знаете, как ветераны вьетнамской войны встречаются и вспоминают былые дни. Со стороны ничего не поймешь. Нужен общий опыт. Совместный опыт — это нечто!
Говорит американская медсестра:
— Вначале они (русские реанимационные медсестры) стояли в сторонке и наблюдали, как мы работаем. Потом осмелели и стали подступать к больным детям все ближе и ближе. А вчера они просто отодвинули меня в сторону — хватит, насмотрелись! — и стали сами управляться с больным ребенком. Быстро освоились. Умные девочки.
Директор санатория предложил гостям попариться в сауне. Заказал массажиста. Массажист — молодой парнишка, лелеял давнюю мечту побывать в Америке. Он не взял с врачей ни копейки, но намял их от души — так, что на следующий день они все охали и ахали, показывая друг другу синяки и кровоподтеки.
Выходной день. Прогулка по Волге на небольшом речном пароходе. Оглядываюсь, Наташи нет. Только что стояла рядом — и нет. Ищу на палубе, в трюме, на капитанском мостике. Не выпала же она за борт? Через час появляется — дрожит от страха.
Оказывается, она пошла в туалет, прикрыла за собой железную дверь — и все: дверь заклинило. Наташа толкалась, орала, пыталась пролезть в иллюминатор. Безуспешно. Зная о ее клаустрофобии, я легко могу себе представить, что с ней творилось.
Когда она делилась со мной своим туалетным приключением, я невольно улыбнулся.
— Я могла там умереть, а ты смеешься!
— В конце концов мы бы тебя нашли.
— Не нашли бы. А нашли — не открыли бы. Дверь в сортир я Закрыла изнутри, а там еще другая дверь. и все железное, представляешь?
Вернемся к кино.
На этом фронте без перемен: все мои «великолепные» сценарии скучно легли на полку. «20–й век Фокс» как ждал, так и ждет удобного момента, чтобы запустить в производство фильм с Джессикой Ланг, но она к тому моменту наверняка уже станет бабушкой. «Лебеди» и «Рулетка» еще передвигались по Голливуду, но очень вяло. «Небольшой дождик в четверг» и «Психушка» примерзли к полке, бездыханные.
Когда твой сценарий не покупают, у тебя есть несколько путей поправить положение. Первый — сменить агента. Второй — переписать сценарий с учетом тех замечаний, которые высказывались. Третий путь — начать писать что‑то новое. Я остановился на последнем.
У меня появился новый соавтор — Эрик Ли Бауэрс, талантливый молодой автор, с которым мы написали сценарий триллера под названием «Кора».
Я очень люблю сюжет «Коры». Мысленно вижу фильм. Но история Коры Верн — кинозвезды, которая из причуды живет в натурной декорации, оставшейся после съемок, оказалась слишком необычна для большой студии. Значит, снова промах? Сунуть в дальний ящик стола и забыть? Нет, я не согласен! Надо что‑то предпринять! Но что? Кто даст деньги на «Кору»?
