Виктория Миленко - Аркадий Аверченко
В Праге у Аркадия Аверченко сами собой наладились связи и завязалась дружески-деловая переписка с бывшими коллегами, оказавшимися кто где.
Критик Петр Пильский (один из «оруженосцев» Александра Куприна) работал в газете «Последние известия» в Ревеле (Таллине). Он просил Аверченко присылать фельетоны и однажды честно предупредил, что материальные дела туговаты и ни на какой крупный аванс тот может не рассчитывать. Аркадий Тимофеевич обиделся на подозрение в корысти и ответил: «Письмо твое я получил, но что я мог ответить, если в главном месте своего письма ты тихо и плавно сошел с ума. Будь я еще около тебя ну… пощупал бы лоб, компресс приложил, что ли. А что можно сделать на расстоянии? Ты, конечно, с захватывающим интересом ждешь: что же это за место письма такое? А место это вот какое (ах, ты ли это писал?): „Разумеется, о том, чтобы выслать тебе большой аванс, не может быть и речи“. Скажи: друг ты мне или нет? Как же у тебя повернулась рука написать такое? Да где же это видано, чтобы человека с моим роскошным положением и телосложением приглашали, как полубелую кухарку? <…> Эх, брат, горько мне!» (Пильский П. М. Затуманившийся мир. Рига, 1929).
Некоторые недоразумения финансового плана существовали у Аверченко и с крупной рижской газетой «Сегодня», которую редактировал его киевский знакомый М. С. Мильруд. В ответ на невыплату гонорара Аверченко мог прислать в редакцию ¾ фельетона.
Самую активную переписку Аркадий Тимофеевич вел с сатириконцем Аркадием Буховым, который жил в Прибалтике. В 1918 году Бухов выехал на гастроли (Вильнюс, Минск, Белосток, Гродно) и оказался на территории, контролируемой белополяками. Приехав в Ковно (Каунас), он поселился в этом городе, ставшем столицей независимой Литвы. Здесь Бухов издавал и редактировал русскую газету «Эхо», с которой Аверченко сотрудничал еще с 1920 года. Сейчас, когда он обосновался в Праге, их переписка с Буховым стала регулярной.
Корреспонденции Бухова Аверченко хранил, поэтому они представлены в его архиве. Что же касается Бухова, то, возвращаясь в СССР, он не прихватил с собой письма друга-сатириконца, компрометирующие его. Они уцелели в архиве литовского поэта, общественного и политического деятеля Людаса Гиры (Рукописный отдел Библиотеки Академии наук Литвы. Ф. 96–285)[89].
Переписка двух Аркадиев — Бухова и Аверченко — блестящий образец юмористического эпистолярного жанра. Особенно остроумными оба становились в дружеской перепалке, которая часто возникала из-за задержки Буховым гонораров. Когда Аверченко обижался, Бухов оправдывался: «Чего ты ко мне придрался? Когда-то ты на меня накинулся, что я, как старая дева, обидчив. А ты? Ты ведешь прежнюю жизнь: 2 часа попишешь, а 16 жуируешь, я же с утра до ночи работаю безо всяких… Не выслал вовремя денег — что ты из этого создал, говнюк, такую трагедию? Сволочь ты, а не Аверченко»[90].
Заметим, что на Бухова обижался не один Аверченко. Тэффи, к примеру, писала ему:
«Многоуважаемый Аркадий Сергеевич.
Я и все мои литературные друзья глубоко возмущены Вашим неприличным отношением к сотрудникам, в частности, ко мне. Вы сами просили меня писать у Вас (сами понимаете — радости мало блистать в Ковенском листке!) и не только не высылаете гонорара, но даже не отвечаете на письма. Самое скромное количество вежливости требовало бы от Вас хоть извиниться, что не можете заплатить гонорара. Будьте любезны ответить на это письмо и объяснить Ваше поведение.
Н. Тэффи»[91].
Бухов перессорился со всеми бывшими коллегами и вынужден был постоянно извиняться. Иногда ему приходилось прибегать к проверенному средству — атаке вместо защиты. Вот как это выглядело:
«Ковно, 9/VII <1923> Ученик четвертого класса Аркадий Бухов
Классное сочинение на тему
„Почему Аркадий Тимофеевич Аверченко — стерва“. План:
1). Внешние черты:
a). Отсутствие постоянного адреса и скакание с места на место;
b). Посылка перепечаток вместо оригинального материала;
c). Посылка в ежедневную газету пьесок.
2). Внутренние черты:
a). Вонючая обидчивость;
b). Забывание других тем, кроме антибольшевистских;
c). Нарастание стародавнего (так! — В. М.) характера;
d). Приливание мочи в голову;
e). Непочтительность к друзьям;
i). Невысылка обещанных книг их авторам.
3). Заключение.
Посылка залежалого материала скопом, вместо нормальной регулярной работы — как одно из типичных качеств, плохо рекомендующих г. Аверченко как человека и автора.
См. 5 (пять) Отлично! Арк. Бухов (подпись)»[92].
Так за дружеской пикировкой решались и важные материальные вопросы. Однако сотрудничество с газетами не могло дать того дохода, который приносили концертные турне. Аверченко это понял достаточно быстро: после успешного выступления в Праге его «закрутило». Вплоть до августа 1924 года он будет постоянно гастролировать.
Относительно новой для него профессии актера писатель шутил:
«Скажут мне:
— Плохо вы играете, молодой человек!
— А мне что? Я писатель, а не актер.
А если кто-нибудь из читателей заметит:
— Отвратительный вы написали рассказ, Аркадий Тимофеевич!
— Это не моя специальность… я, в сущности, актер.
Есть люди, которые даже в погребальной колеснице устраиваются удобно и уютно».
Подробности гастрольных поездок — получение виз, контракты, финансовые расчеты — вряд ли увлекут читателя. Остановимся лишь на интересных встречах и происшествиях.
Первый большой тур русского «короля смеха» проходил в июле — сентябре 1922 года по провинциальным городам Чехословакии: Брно, Пардубицы, Пильзен, Ческе-Будеевице, Братислава, Словенские Кошицы, Ужгород, Мукачево (последние два входили в Карпатскую Русь, ставшую после Первой мировой войны частью Чехословакии) под руководством некоего импресарио Ж. Вот, к примеру, как реагировал Аверченко на удачный концерт в столице Моравии, городе Брно: «Вечер состоялся. Он был хороший. Лучше, чем в Праге. Виновника торжества встречали так, что он минут пять стоял и кланялся. Еще бы пять минут и голова отвалилась бы, как спелая груша» (цит. по: Левицкий Д. А. Жизнь и творческий путь Аркадия Аверченко. М., 1999. С. 104).
А вот в небольшом провинциальном городке Пардубицы было настолько нечего делать, что Аверченко писал Бельговскому: «Какое болото эти Пардубицы, где мы находимся сейчас. Скоро Ж. устроит мой вечер в оазисе пустыни Калахари для десятка воющих шакалов и семьи берберийских львов. У Ж. жуткие планы насчет ряда таинственных городов» (Там же. С. 105).
