Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов
Невозможно ошибиться в оценке этих мнений. Страна жила в мире и спокойствии. В сознании подростка Уольфрида и простого путника одинаково отпечаталось то, что теперешнее состояние страны было делом рук Шарлеманя. Кого же еще? Можно ли было назвать хоть одну провинцию или епархию христианского мира, которая ему не подчинялась?
– Начиная с незапамятных времен, – вопрошал ирландский монах Дунгал, – был ли когда-нибудь в тех странах, которыми нынче владеют франки, король такой же сильный и мудрый, как он?
Все эти ораторы неосознанно выражают то, что происходит вокруг них. Какие бы надежды их ни вдохновляли, они чувствуют приближение конца язычества, а великое сообщество христиан простирает свои границы до самых аванпостов святой церкви. В душе достигается понимание происходящего, и этот процесс совершается сам собой без всякой помощи, кроме религии.
Вопреки любимому выражению Эйнгарда, который называл это возрождением Рима, очень немногие видели в происходящем что-то, имеющее отношение к Римской империи. Кое-кто туманно высказывался в том смысле, что был-де золотой период Ромула, когда закладывались основы новой империи. И конечно, слово «император» отчеканено на изящных монетах новой массы – подобно новой системе мер и весов. Большинство людей, созерцая расписанные стены церквей в Реймсе и Ингельхейме, вчитываясь в новые издания Библии, вспоминают царство короля Давида или Моисея, спасшего свой народ от гибели, переправившись через Красное море.
Как ни странно, произошло слияние душ монахов, никогда не покидавших своих обителей, и закаленных в боях ветеранов. Старые солдаты вспоминали, как после свержения Ирминсула все войско измучила жажда и как ее чудесным образом утолил хлынувший дождь. Разве на стенах аббатства во Фрицларе не были изображены два неизвестных воина в белоснежных одеждах, помогавшие христианским солдатам? Этих двоих монахи отождествляли со святыми Мартином и Дени. Чтобы достойным образом завершить наметившееся братание, солдаты запели припев, рожденный в Сигибурге, – как в оборонительном кольце христиан появились два щита, полыхавшие так, словно и на самом деле горели, до смерти напугавшие язычников.
Вот такие песни внуки солдата Керольда слушали в походных лагерях. Причиной такого божественного вмешательства в умы и мысли старых солдат мог быть только Шарлемань. Тот день, когда он упал с лошади и копье из его руки отлетело на 20 футов, был отмечен почти сверхъестественной смертью его врага, Готфрида, короля данов. Копье, вылетевшее из его руки, было знаком того, что оно ему больше не понадобится. И конечно, двойное затмение в небе, солнца и луны, предвещало смерть обоих его сыновей, Карла и Пипина.
Таким образом, еще при жизни Шарлеманя вокруг его личности формировался образ другого Шарлеманя, короля из легенды. И массивный Арнульфинг всячески потворствовал созданию этого мифа, что помогало собрать войско для похода в страну аваров и успокоить крестьян, охваченных паникой в пору нашествия чумы. Высокий и тучный, он ехал верхом во главе блестящей свиты герцогов, вельмож и епископов, и впереди него реяло знамя Иерусалима, а позади шествовал удивительный слон. Он пел вместе с певчими у алтаря и с пьянчугами в таверне. В нем сочетались могущественнейший монарх и ловкий комедиант, и это очень нравилось толпе.
И все же он не смог бы предвидеть последствия своего выступления в роли императора.
Будучи привязанным теперь к своему дворцу в Ахене, Шарлемань не слышал больше походных песен и чудесных историй о трапезах в монастырях. Из-за своей хромоты он носил длинную мантию, отороченную горностаем. Палку из яблоневого дерева сменил длинный посох с рукоятью, вырезанной из моржового бивня, подарок от фризийских охотников на тюленей.
Поднявшись на рассвете, он разрешал побрить себя и ожидал парикмахера, чтобы тот расчесал и пригладил ему седые усы. Теперь, когда его волосы стали совсем белыми, как у старого Штурма, Шарлемань отращивал их так, что они полностью закрывали уши и становились похожими на блестящий шлем, увенчанный хрупкой золотой диадемой.
В то утро, когда Шарлемань прослышал о горящих щитах, он сумел твердым шагом, превозмогая боль в суставах, пройти сквозь портьеры, закрывавшие вход в его покои.
Он поздоровался с Бурхардом и своим воспитанником Эйнгардом и узнал от них, что Арно прислал к нему христиан-хорватов, чтобы те присягнули на верность Шарлеманю, и что граф ожидает его с делами саксонского семейства.
Законники придавали большое значение этому судебному процессу по делу об убийстве почтенного вестфальца. В день рождения Витукинда этот пожилой сакс был окрещен. Несмотря на то что это был христианин и вдобавок дворянин, опоясанный мечом, его убили по ошибке, когда Карл, сын короля, штурмовал вестфальское укрепление. Тогда его сын не стал требовать компенсации за смерть отца, поклявшись в верности Карлу. До сих пор все шло хорошо. Однако в неразберихе последних кампаний в Саксонии этот отец семейства, свободный человек и вассал Карла был отправлен в ссылку, попав в сеть, увлекшую множество саксов на новые места в страну франков. И теперь трое его сыновей, высоких юношей, носивших оружие, подали иск о возвращении их родовых земель в Вестфалии, поскольку они являлись наследниками погибшего предка, владевшего этими землями.
Будучи саксами, они обратились в саксонский суд. Но были ли они ссыльными или свободными людьми? В архивах в Ахене они были записаны как ссыльные. Саксонский суд постановил, что «только по воле короля сосланный дворянин может вновь обрести право на владение своей собственностью».
Законники упорно обсуждали это дело, не находя ответа. Дворцовый граф с неохотой согласился на их обращение к королю, верховному повелителю.
Шарлемань посмотрел на трех юных саксов. Они стояли прямо, красные от возбуждения, и в их голубых глазах отражались трепет и ожидание. В их возрасте они знали его только как великого короля, изгнавшего пиратствующих норманнов из Вестфалии. Из них должны получиться отличные солдаты.
– Я даю согласие, – объявил Шарлемань. – Как верные слуги короля, они унаследуют эту собственность.
Бурхард, делая запись в своей книжке, пробормотал что-то вроде: «И как тысячи других саксов!»
Проходя мимо коленопреклоненных юношей, Шарлемань не мог удержаться, чтобы не взглянуть на их возбужденные лица. Затем он перевел взгляд на смуглых хорватов в белых войлочных плащах и с серебряными браслетами на руках. Они привезли ему грубо сделанный серебряный крест для процессий, и Шарлемань был рад, что Бурхард в качестве подарков для них выбрал более ценные золотые браслеты.
