Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы
В номере были туалет и умывальник, правда, без горячей воды, две широкие постели с белоснежным бельем, стол со стульями, небольшой стенной шкаф с вешалкой. Мы быстро освоились и почувствовали себя на седьмом небе. Еще бы! Никакой казармы, ощущение воли, когда можешь делать что хочешь. Шикарные условия для нас, солдат, только недавно валявшихся в окопах и землянках, даже несравнимо с казармой. Спустившись вниз, мы перекусили в небольшом примитивном ресторане, напоминавшем общепитовскую столовую. Нам подали довольно вкусный, густой суп-пюре из овощей и неплохое овощное блюдо. Мы экономили и выбрали самое дешевое, но оказалось сытно. Зал был заполнен немцами, которые посматривали на нас с любопытством, но без враждебности, военными были только мы. Сержант пытался «приклеиться» к хозяйке, но вскоре он с досадой объявил, что ничего не вышло. Покончив с трапезой, мы поднялись в свой номер, расспросили друг о друге и условились, что удобный тандем «капитан и ординарец» будем использовать до конца поездки. Вскоре легли спать, поразившись необычными пуховыми одеялами вместо привычных — шерстяных или байковых.
Утром, хорошо выспавшись и рассчитавшись за гостиницу, мы за пару часов доехали на армейских попутках до Стендаля и выгрузились на привокзальной площади. Там мы увидели огромную очередь перед небольшим магазином, сплошь состоящую из немцев — мужчин. Сержант расспросил двух немцев и разузнал, что это очередь за табаком, который стал большим дефицитом, но офицеров-союзников пускают без очереди. Он предложил мне воспользоваться случаем и запастись табаком, который пригодится, да и у него кончился. Немцы (помнится, двое), с которыми он разговаривал, с просящими лицами совали мне деньги, и я, липовый капитан, с некоторым смущением, пошел к входу. В дверях стоял внушительный немецкий полицейский, шуцман, наблюдавший за порядком, и два сержанта из комендатуры, проверявшие документы и не пускавшие рядовых и сержантов. Я решительно двинулся к двери. Шуцман откозырял мне, а проходя мимо сержантов, я вопросительно посмотрел на них и полез вроде в карман за документами. Но они, признав меня за старшего офицера, откозыряли и пропустили внутрь. Купив несколько пачек табаку, я вышел на улицу и, отойдя в сторону, отдал по паре пачек ждавшим меня немцам, взяв с них фактическую стоимость табака. Они очень благодарили и настойчиво хотели дать мне значительно больше, приговаривая попутно, как плохо было при Гитлере, и добавляя зачем-то, что они коммунисты (или сочувствующие им). Ни в коем случае, никакого навара, сказал я через сержанта. Русские не занимаются спекуляцией, в общем, знай наших! Они ушли осчастливленные.
Пока я отсутствовал, Сержант разузнал, где находится армейский (гарнизонный?) госпиталь, и мы вскоре добрались до него. Комиссию я и Сержант прошли быстро. Однако нас признали годными к воинской службе по еще не пересмотренному реестру и, отметив командировки, отправили обратно в часть. Было, конечно, досадно, но несколько дней воли — тоже подарок. Уезжать можно было завтра, времени оставалось много, и мы пошли бродить по городу. На улицах было много снующих туда-сюда жителей, гораздо больше, чем у нас в Ратенове. Очевидно, здесь немцы уже не бежали никуда, ведь пришли англичане, а не «дикие орды» из России. Разрушений в городе не было, он оказался в стороне от стратегических объектов. На перекрестках стояли шуцманы и наши девушки-регулировщицы. Мне было обидно и стыдно видеть шуцмана в добротной внушительной форме, вызывающей уважение, и рядом наших регулировщиц в застиранной, убогой, почти нищенской форме, как золушки рядом с ним. Контраст бросался в глаза. Позор победителям! Неужели нельзя было хотя бы их одеть приличней?
По настоянию Сержанта мы зашли в небольшой ресторанчик, где было довольно много народу и играл небольшой оркестр. Нас сразу посадили за отдельный столик. Кроме нас за другими столиками сидело несколько наших военных. Я, памятуя свою роль, не снимал парадной фуражки и плащ-палатки, лишь отбросив ее за спину. Заказали пиво и мелкую закуску. Сидели, слегка потягивая приятную жидкость, наслаждались свободой. Подошел некто, очевидно из оркестра, и спросил через Сержанта, что русский офицер желает услышать. Я не хотел ничего, но надо было «соответствовать» офицеру, и заказал любую русскую песню, расставшись с несколькими купюрами из своего тощего кошелька. Сначала грянула «Катюша» (когда успели выучить?), потом еще что-то. Сержант опять флиртовал с официанткой. Было покойно на душе и слегка зашумело в голове (я почти не пил, а тут впервые попробовал настоящее пиво), и тут… в кафе нагрянул комендантский патруль во главе с младшим лейтенантом. Этого еще не хватало! Кто-то из военных рванул к двери, но там стояли двое патрульных. Началась некоторая суматоха. Патруль обходил всех военных, проверял документы, всех сержантов отправляли в комендатуру, а офицерам приказывали немедленно покинуть кафе. Строптивых тут же арестовывали. Оказывается, был приказ, запрещающий нашим военным ходить по ресторанам и кафе (вдруг там шпионы!), а попавшихся арестовывать. Подошли к нашему столику. Неужели влип, подумал я, но спокойно сидел, не показывал вида. «Ваши документы!» Мой Сержант вытащил свое удостоверение, командировку, направление на комиссию и стал объяснять нашу версию: вот с капитаном направлены в госпиталь, устали, зашли перекусить, не знали, что нельзя… Младший лейтенант оказался молоденьким офицером. Он внимательно просмотрел и вернул документы Сержанта. Обратились ко мне. Я подтвердил версию, сказал, что это мой ординарец, затем медленно полез в карман за документами, слегка приоткрыв свой орден и медаль, вежливо, но с некоторой обидой глядя прямо в глаза офицера и говоря: «Пожалуйста, проверяйте». И опять сыграла моя форма, а возможно, удачная игра, но скорей форма, которой не было тогда ни у кого из присутствовавших! Офицер махнул рукой, мол, не надо и вежливо, с некоторым почтением (перед ним фронтовики, судя по наградам, и, видно, этот, в форме, крупный чин) произнес: «Товарищ капитан, нельзя здесь находиться, заканчивайте и уходите». Я заверил его, что сейчас уйдем, только доедим и рассчитаемся. Он кивнул в знак согласия, добавил: «Больше никуда не заходите, будут неприятности…» — и ушел с патрулем дальше. Опасность миновала, но мы остались единственными военными в ресторанчике. Сержант продолжал что-то говорить официантке, а потом обратился ко мне со словами: «Я договорился, мы заночуем у нее, я взял адрес, не ночевать же нам в комендатуре!» Я согласился, так как не хотел в комендатуру, где, возможно, придется спать на стуле, а то и на полу. Вообще, не хотелось иметь дело с этой организацией, а тут будем в квартире, в тепле. У Сержанта, правда, были большие намерения. Выйдя из кафе, мы, опять по предложению Сержанта, направились в военторг, купили вина и закусок. Не являться ведь ни с чем. В военторге я опять выступал в роли капитана, Сержант — адъютанта (солдат и сержантов туда почему-то не пускали). Закупив вина и закуски и побродив немного по городу, мы, с наступлением сумерек, направились по полученному адресу к немке.
