Д. Рейтц - Коммандо. Бурский дневник бурской войны
Поскольку к другим укреплениям и блокпостам вокруг O'Окипа можно было приблизиться только по открытой местности, генерал Смэтс запретил дальнейшие штурмы фортов и удовлетворился осадой города, пока не прибыли вспомогательные силы. Мы захватили приблизительно двести пленных в других двух поселках и большие запасы продовольствия, поэтому могли себе позволить отдыхать, и следующие две недели прошли спокойно. Я полностью наслаждался затишьем, и даже присвоил маленький дом в Конкордии, чтобы устроить домашний быт с Данкером и Николасом Свартом, который еще не полностью выздоровел от ран и требовал внимания. В услужение себе мы взяли нескольких пленных готтентотов и, поскольку недостатка в продовольствии не было, мы жили хорошо. Генерал Смэтс и остальная часть штаба заняли другой дом, а Мариц и Боувер со своими людьми устроились лагерем в холмах вокруг O'Окипа. Коммандо ван Девентера было отправлено в двадцатимильный поход на запад, к железнодорожной линии от порта Ноллот, чтобы не пропустить прибытие вспомогательных сил, которые уже собирались. Так мы спокойно ждали приказа отойти на юг, что должно было стать самым сильным нашим ударом в этой войне.
XXVI. Мы проиграли
Внешне все выглядело прекрасно. Пять месяцев назад мы вошли в эту западную страну, преследуемые, как преступники, а сегодня мы фактически контролировали целую область от Олифантса до Оранжевой реки протяженностью в четыреста миль, не считая маленьких гарнизонов в редких городах, чьи обитатели не могли показаться за пределами укреплений, не рискуя тут же попасть в наши руки. Им оставалось только наблюдать за нами, в то время как мы бродили по всей территории, куда хотели, и наслаждались своими успехами, которые британцы вероятно расценивали как незначительные инциденты, но которые наши мужчины рассматривали как важные победы, и все это очень поднимало их настроение. К сожалению, в то время как у нас дела обстояли хорошо, ситуация в республиках, на севере, была совсем другой. Тактика выжженной земли, неумолимо проводимая лордом Китченером, постепенно подтачивала мужество коммандос. Мы были вне связи с ними так долго, что не понимали отчаянного положения, в котором они оказались, и наши мужчины судили об их положении по своему, намного более благоприятному. Лично, я был не совсем столь жизнерадостен, поскольку из попадавших мне в руки английских газет я знал кое-что об истинном положении дел, но все же надеялся, что все будут хорошо, и держал свои мысли при себе.
В конце апреля (1902) я выехал однажды днем с Данкером и Николасом Свартом, чтобы обстрелять из укрытия английские посты с другой стороны O'Окипа, и, возвращаясь к нашим лошадям, мы увидели, что с юга по дороге движется фургон с развевающимся над ним белым флагом. Подскакав к нему, мы обнаружили там двух британских офицеров, которые сказали, что являются представителями лорда Китченера.
Мы отвели их к Конкордии. Наши пикеты среди холмов, съехались со всех сторон, чтобы узнать, в чем дело, но офицеры делали вид, что ничего не знают, хотя я в этом очень сомневался.
Когда мы достигли Конкордии, генерал Смэтс принял их в своем доме и, запершись, оставался с ними в течение некоторого времени, после чего он вышел и ушел в вельд один, глубоко задумавшись. Мы сразу поняли, что новости были серьезными.
Тем же вечером он показал мне письмо. Это было сообщение от лорда Китченера, в котором говорилось, что должна состояться встреча между англичанами и бурскими лидерами в Ференигинге, на берегу реки Вааль, чтобы обсудить условия мира, и он вызван на эту встречу. К письму прилагалось охранное свидетельство, с которым он должен был перейти через английские линии к порту Ноллот, откуда он будет морским путем отправлен в Кейптаун, и оттуда по железной дороге в Трансвааль.
Все это выглядело зловеще, и он очень пессимистично говорил о будущем, но, несмотря на тень, которая нависала над нами, один пункт почти заставил меня забыть темную сторону. Поскольку охранное свидетельство предусматривало секретаря и человека для поручений, он сказал, что я должен был пойти с ним в качестве кого-то из них. Я так восхищался перспективой такой поездки, что больше ни о чем другом думать не мог.
Мужчины были подавлены. Они вынесли огромные испытания, выстояли в тяжелейшей войне, все это на протяжении более чем двух лет, не ожидая за это ни платы, ни награды, и у них все еще была такая огромная вера в цель, за которую они боролись, что, узнав о приглашении Смэтса на мирные переговоры, они были уверены в том, что британцы приняли их условия и готовы восстановить нашу страну.
Было жалко слушать их разговоры, и видеть, что их лица светлеют, когда они говорят о том, что они, наконец, победили, и я, со своей стороны, не мог заставить себя разочаровать их, или даже намекнуть на какой-то иной результат, кроме благоприятного — столь сильной была их вера.
Генерал Смэтс сразу принялся за работу. Следующим утром в O'Окип послали курьера, чтобы сообщать гарнизону, что обе стороны должны были воздержаться от активных военных действий, пока идут переговоры, а два британских офицера продолжали путь к Стейнкопфу, чтобы предупредить вспомогательные силы, которые там собирались, что мы вскоре пройдем через их пикеты.
На следующий день все коммандо с отдаленных постов собрались, чтобы попрощаться со своим командиром. Мужчины выстроились перед зданием суда, все были на лошадях и держали у бедра винтовки, и генерал Смэтс обратился к ним. Он кратко сказал им о цели его поездки и попросил, чтобы они были готовы к разочарованию, если потребуется, но выступление сопровождалось только приветствиями и криками поддержки, потому что все желали ему успеха.
Я пробирался через толпу, чтобы обменяться рукопожатием с теми, кто оказался рядом, другим я просто махал рукой. Здесь я в последний раз видел многих своих хороших друзей и товарищей.
Мы выехали на следующий день, сопровождаемые маленьким патрулем. Я оставил своих запасных лошадей, винтовку и остальное имущество на попечение Николаса Сварта и Эдгара Данкера, моих лучших друзей, которых я больше не видел. Мы в тот же день добрались до коммандо ван Девентера, которое следило за войсками, подходившими со стороны моря, и в последний раз провели ночь у лагерных костров. Утром мы приготовились к проходу через английские позиции. Когда мы приготовились, генерал Смэтс сказал мне, что его зять, Криге, будет вторым из тех, кого он может взять с собой, и нам надо заранее договориться с ним, кто из нас будет секретарем, а кто порученцем. Я хотел быть порученцем, потому что думал, что это — то же самое, что адъютант, а Криге стал секретарем. После этого мы оседлали лошадей и, попрощавшись с ван Девентером и его людьми, поскакали вниз по долине к английским линиям. Внизу нас встретил полковник Коллинз, который командовал вспомогательными войсками. Здесь у нас забрали лошадей и, когда мы спели гимн нашего коммандо и дали прощальный залп в воздух, они поскакали в сторону английских войск, которые выстроились в линию вдоль дороги. С ними ушла последняя частица свободной жизни и всего, что было заключено для нас в этом понятии.
