Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн
Некоторые лингвисты находят ‘продолжающееся настоящее’ в какой-то степени характерным для американской речи с ее частыми повторениями, причастиями настоящего времени и предложными оборотами. Они полагают, что в 20-х годах она пыталась убедить Андерсона, Хемингуэя и других чаще использовать идиомы, сделав их заметной частью американской речи, и тем самым отклониться от обычной манеры повествования.
Торнтон Уайлдер в предисловии к книге Стайн Четверо в Америке приводит следующий эпизод из лекционной практики писательницы. После одной из лекций на недоуменный вопрос студента, как толковать бессмысленное, по его словам, классическое ‘Роза есть роза есть роза’, Стайн разразилась следующей тирадой, которая во многом проливает свет на ее литературный стиль:
В чем трудность? Просто читайте слова на бумаге. Они на английском. Просто прочтите их. Будьте попроще и вы поймете эти вещи! <…>
А теперь послушайте! Разве вы не замечаете, что это — новый язык, так же произошло с Чосером и Гомером; поэт использует название вещи, но существует ли она на самом деле? Он мог сказать: ‘О, луна’, ‘О, море’, ‘О, любовь’, и луна и море и любовь действительно существовали. И разве вы не замечаете, после того как прошли сотни лет и написаны тысячи поэм, он, используя их, обнаружит, что это просто-напросто износившиеся литературные слова? Волнующая чистота испарилась; они превратились в черствые литературные слова… Поэт должен вернуть эту интенсивность в язык. Мы знаем, что необходимо внести некоторую необычность, иногда неожиданность, в структуру предложения для того, чтобы вернуть жизненность существительному. Но недостаточно быть причудливым. Необычность в предложении должна проистекать от поэтического дара тоже. Вот почему дважды трудно быть поэтом в позднем возрасте.
Теперь. Вам известны сотни поэм о розах, и вы чувствуете кожей, что это не розы; их там нет.
<…> Послушайте! Я не дура! Я знаю, что в ежедневной жизни мы не говорим ‘есть… есть… есть…’. Да, я не дура; но я полагаю, что в этой фразе впервые за много лет в английской поэзии ощущается алый цвет.
Свои взгляды на литературный процесс Гертруда Стайн изложила в нескольких книгах: Сочинение как объяснение, Как писать, Как пишется произведение, Лекции в Америке, Повествование, Что такое шедевры. Не пытайтесь, однако, найти четко изложенные правила или рекомендации в этих книгах. Создается впечатление, что к любому выбранному подходу и анализу сочинений Стайн у нее всегда можно найти подходящую цитату. В этом, как и во всем остальном, она провокативна и уникальна.
Литературный кубизмПо всей видимости, идея мимикрии кубизму возникла у Стайн под влиянием Аполлинера, частого гостя и близкого знакомого Гертруды, неоднократно у нее бывавшего. В 1913 году в книге Les Peintres cubistes[101] он утверждал: «Новые художники не стремятся больше, чем их предшественники, стать геометрами. Но можно утверждать, что геометрия так соотносится с пластическим искусством как грамматика с искусством, писателя». В другой статье он пишет, что идея кубизма заключается в уходе от реалистической живописи для создания «единственных, индивидуальных и весьма открытых для интерпретации произведений искусства. Для художника кубистского направления похожесть больше не важна, потому что все приносится в жертву ради истин, ради требований высшей природы…».
Искусство становится не искусством рисования, а искусством концепта.
Гертруда попыталась в языке скопировать историю модернистского искусства. Ее перестановки слов и синтаксические изменения могут рассматриваться как аналог техники кубизма, которая нарушает перспективу при взгляде на изображенный и узнаваемый предмет. Как и в искусстве, такая техника не только искажает реальность, но и упрощает, делает ‘плоской’ форму произведения, будь то картина или проза. Время и пространство при этом не являются главенствующими категориями.
По мнению критиков, как кубизм реорганизовал визуальное пространство, так и Стайн реорганизовала литературную форму. И как кубизм вынуждает зрителя обращать внимание на композицию в плоскости, так и предложения Стайн всегда привлекают читателя прежде всего языком. Как и современные ей художники-модернисты, Гертруду больше интересовали не новые идеи или тематика как таковые, а новые возможности восприятия написанного.
С такой вот установкой Гертруда и попыталась воплотить идеи кубизма в своей прозе. Она создала литературные зарисовки, назвав их по аналогии с изобразительным искусством Портреты. Всего исследователи до сих пор насчитали около 132. Они несколько различаются по стилю, но во всех подчеркивается настоящее время, повторы и перестановка слов, похожие на повторы графических элементов у кубистов, простой и весьма фрагментарный язык. Подчеркивая влияние Сезанна, Гертруда заимствует у художника идею о том, что каждая одиночная деталь так же важна, как и вся вещь целиком. В Лекциях в Америке она писала: «И затем медленно… я пришла к Сезанну. Яблоки были как яблоки и стулья выглядели как стулья и все это ни с чем никак не было связано». С этим, однако, нелегко согласиться. У Сезанна почти во всех картинах яблоки ‘связаны’ в единое целое присутствием вазы, скатерти, стола и т. п.
Кубистским стиль Стайн можно именовать в том смысле, что набор слов, компоновка фразы (и то, как она слышит эту фразу) сокращают до минимума базовую ее форму. Характерно для ‘портретной’ прозы и отсутствие имен, что придает тексту ощущение абстракционизма, хотя на самом деле Стайн описывает то, что видит.
Вот образец литературного кубизма, к тому же следовавшего принципу продолжающегося настоящего (Портрет Пикассо, 1909):
This one was working and something was coming then, something was coming out of this one then. This one was one and always there was something coming out of this one and always there had been something coming out of this one. This one had never been one not having something coming out of this one. This one was one having something coming out of this one. This one had been one whom some were following. This one was one whom some were following. This one was being one whom some were following. This one was one who was working.
Используя один и тот же набор слов, Стайн, переставляя их, только слегка меняет смысл, подчеркивая и усиливая сказанное в первом предложении. Прочесть приведенный выше абзац и разобраться в нем с точки зрения искусного и преданного читателя кажется приемлемым, хотя и малопривлекательным занятием, но когда таких абзацев свыше дюжины (как в полном тексте), читать портрет становится argumentum admisericordiam — призывом к милосердию!
В рассказе Хемингуэя У нас в Мичигане трудно не заметить черты литературного кубизма Гертруды (курсив мой, И.Б.):
