Михаил Лямин - Четыре года в шинелях
- Кто работает? - спросил он командира полка.
- Майор Поздеев.
- Передайте ему мою благодарность.
Благодарность генерала Поздеев получил уже, когда пехота поднялась в атаку. Он коротко бросил в трубку "спасибо" и, разгоряченный всем происшедшим и происходящим, ловко спрыгнул с дерева и приказал гнать пушку следом за солдатами.
Он и сам, как мальчишка, побежал рядом с орудийным расчетом. Зачем? Его ли это дело? Эти вопросы в те минуты его не занимали, надо было во что бы то ни стало выкинуть немцев из Пампалей. После стольких трудов его дивизиона было бы преступлением не отбить село. В нем говорила профессиональная гордость военного и ученого, гражданина и коммуниста. На кой же черт тогда было израсходовано столько снарядов, поражено столько целей, если и после этого отсиживаться в лесу.
И он бежал, подбадривал бойцов, зорко всматриваясь вперед. Начали оживать то тут, то там пулеметы. Им отвечали наши. Пока не страшно. Подождем дичи покрупнее. Вперед и вперед.
И вот одна солидная дичь появилась. Опять сохранился-таки танк. Лупили, лупили их и не долупили. За танком, как полагается, автоматчики. Все так же, как давно под Карабановом и Михалями.
Воспоминания подхлестнули Поздеева. Перед глазами на какое-то время встали образы погибших товарищей. Это еще больше подтянуло майора. Он приказал развернуть пушку, сам встал за наводчика и всадил бронебойным в башню танка.
Танк покачнулся, но не остановился.
- Ах, так! - вскипел Поздеев.
Он приказал оттянуть пушку вправо и выпустил второй снаряд по гусенице. Танк задрожал, как в судороге.
Поздеев дал шрапнелью по немецким автоматчикам. Все это происходило одновременно с наступлением пехоты, в ее боевых порядках.
Разгром танкового экипажа и автоматчиков на какие-то минуты расчистил путь атакующим. Они приближались к Пампалям с трех сторон.
- Товарищ майор, отстаньте немного, - попросил командир орудия Николай Воронцов.
- Почему вы меня гоните? - обиделся Поздеев. - Сейчас войдем в село.
- Мы без вас, - попросил командира дивизиона Семакин.
- Нет, нет, Николай Иванович, давайте вместе, - стоял на своем майор.
И он продолжал бежать, возбужденный, молодой, красивый. В распахнутой шинели, в новенькой, только что полученной шапке-ушанке, в аккуратных яловых сапогах, с полевым биноклем, повешенным на шею.
- Товарищ майор, отойдите...
- Григорий Андреевич, просим вас... А он свое:
- Давайте быстрее, товарищи. Еще немного, еще триста шагов.
Отчего он упал, как подкошенный, сразу никто не понял. Упал, ударившись затылком о лафет. Потом скатился на землю, не проронив ни слова.
Первым склонился над командиром разведчик Семакин. Он всмотрелся в лицо и увидел на лбу маленькую кровяную точечку.
- Снайпер! - крикнул он обступившим солдатам. - Пушку вправо, по крыше хутора.
Все расступились немедленно. Отбежал от мертвого майора и разведчик Семакин. Поздеев остался лежать на снегу один. И опять пошла работать пушка. С яростью, остервенением, с плачущими сильными солдатами.
- Огонь по фашистским убийцам!
- Смерть душегубам!
- За майора Поздеева!
А за пушкой, не в силах совладать с приливом бьющей через край ненависти, пошли артиллеристы на штурм Пампалей вместе с пехотинцами. Как бывало под Сычевкой. в Великих Луках, под Невелем, Клайпедой. И долго стояло в морозном воздухе грозное и мстительное:
- За майора Поздеева!
- Ты будешь жить, майор!
Долгожданная победа. Мое повествование подходит к концу. Много грустных историй пришлось рассказать. Чем можно было успокоиться тогда?
Конечно, все мы знали, что гитлеровская Германия находится на краю пропасти. Пала Варшава. Бои у Кенигсберга. С каждым днем сжимается кольцо вокруг восточно-прусской группировки немцев. В Ялте открылась конференция руководителей трех союзных держав.
Все это было так. Наше сознание было спокойно, но сердца усмирить мы не могли.
Майора Поздеева хоронил весь полк в уже отбитых Пампалях. Над гробом выступили командир дивизии, начальник политотдела, командир полка, солдаты-земляки. И еще сочли нужным сказать свое слово бойцы его дивизиона украинец Карпенко, белорус Пацай, узбек Каримов, казах Макибаев, чуваш Григорьев. Офицера-удмурта провожала в последний путь вся многонациональная дивизия.
Тяжелой была та минута прощания, оружейного и пушечного салюта. Кажется, тяжелее всех минут, какие пришлось пережить за долгие годы войны. Если в начале страшного лихолетья мы относились к смерти своих товарищей как к неизбежности, то теперь, перед победой, она представлялась нам обидным анахронизмом, никак не вяжущимся с происходящими событиями.
И все-таки смерть не отцеплялась от нас. Она вырывала из наших рядов как совсем молодых, безусых солдат, только что одевших шинели, так и закаленных и умудренных годами воинов. Потери тех и других разрывали наши сердца и звали к мщению.
Наступил новый, сорок пятый год, как все понимали теперь, последний год войны. Конца ее ждали с нетерпением. И нет, не береглись, не выжидали, когда загонят в гроб фашизм другие, а с небывалым остервенением и безудержностью сами шли на последние приступы.
После Пампалей дивизии пришлось вести еще несколько открытых боев. Занимая оборону в самых гиблых местах, в непроходимых и непроезжих лесах и болотах, полки перестреливались с немцами, изредка сшибали их с опушек и полянок, брали языков и так ждали, когда соседи, находящиеся на оперативно важных направлениях, погонят врага маршем к морю.
Но он, надменный безумец, держался за каждый клочок прибалтийской земли. По-прежнему шли и шли транспорты в Клайпеду и Либаву.
- Для чего это вы делаете? - спрашивали мы пленных немцев.
- Приказ фюрера, - следовал пустой ответ.
- Но ваш фюрер на краю могилы. Наши подходят к Берлину.
- Фюрер верит в бога.
- Но бог его не спасает.
- Если погибнет Германия, мы останемся в Пруссии.
Вот и попробуй с такими договориться. Они надеются, что после гибели фашизма в Германии Гитлер сможет еще сохранить свои корни в Восточной Пруссии. Потому и держатся за нее, вцепившись зубами.
Это нас и смешило и злило. Наши солдаты заимели моду чуть ли не каждой ротой доставать языков и через них прощупывать, так сказать, моральный дух немецкой армии. Разыгрывались грустные и трагические истории.
Я встречался с немногими своими, земляками и вспоминал годы войны. Какими были мы под Сычевкой, Великими Луками, Невелем, Полоцком, в летнем походе сорок четвертого года - какими стали сейчас, перед близкой победой.
- Да, испытали мы много тяжелого, - хмурясь, делился своими мыслями старшина Александр Прокопьевич Лекомцев. - Оставили на поле боя друзей и товарищей. И все-таки мы выходим из войны более сильными, чем входили в нее. Теперь трудиться и трудиться до седьмого пота на фронте мирного труда, за двоих и троих, за всех сложивших головы, растить их детей, заботиться об их вдовах.
