Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
Николай Викторович поведал Шелесту, как идут дела в Москве. Некоторые члены президиума все еще колеблются. Кого-то пришлось припугнуть, чтобы как минимум помалкивали…
Брежнев и Подгорный очень просили Петра Ефимовича прощупать председателя президиума Верховного Совета Украины Демьяна Сергеевича Коротченко, который еще в тридцатых годах был у Никиты Сергеевича секретарем Московского обкома. Более того, в годы массовых репрессий на Демьяна Сергеевича состряпали дело, готовился арест. Его спас Хрущев, вступился за него перед Сталиным.
Шелест рискнул и открыл карты. Демьян Коротченко подумал, оценивая расклад сил, и принял решение:
— Я Никиту знаю давно. Он хороший организатор, преданный коммунист, но, очевидно, на этом посту зарвался — считает, что он уже вождь. Много натворил политических ляпов, организационной неразберихи в партии. Очевидно, будет лучше для него и для партии, когда он уйдет с этого поста, да и должности первого секретаря и председателя Совмина надо разделить. В семьдесят лет трудно руководить и управлять таким государством, как наша страна, да еще со старческим характером Никиты.
Шелест прямо спросил:
— Демьян Сергеевич, что мне передать Брежневу и Подгорному?
— Передай, что я с вами и, если это нужно, могу по этому вопросу выступить где угодно.
Еще один верный соратник Хрущева легко предал Никиту Сергеевича… Но отнюдь не все шло гладко. Подгорный пожаловался Шелесту, что у них в Москве перед самым отъездом Хрущева в отпуск состоялся неприятный разговор.
Никита Сергеевич пригласил Николая Викторовича в кабинет и прямо спросил:
— Что-то, товарищ Подгорный, идут разговоры, что существует какая-то группа, которая хочет меня убрать, и вы к этой группе причастны?
(«Представляешь мое состояние и положение?» — говорил Подгорный Шелесту.)
Николай Викторович собрался с силами и с деланым удивлением поинтересовался:
— Откуда вы, Никита Сергеевич, это взяли?
А сам думал: от кого это могло стать известно? Сразу подумал: Брежнев раскололся. Тот в какой-то момент заколебался:
— Может быть, отложить все это?
Подгорный на него набросился:
— Хочешь погибать — погибай, но предавать товарищей не смей.
Но Хрущев сам рассказал, что о заговоре его сыну Сергею поведал работник КГБ Василий Иванович Галюков, бывший начальник охраны Николая Григорьевича Игнатова, из секретарей ЦК передвинутого на безвластный пост председателя президиума Верховного Совета РСФСР. Обиженный на Хрущева Николай Игнатов действительно активно участвовал в подготовке заговора. Ездил по стране и убеждал старых приятелей выступить против Хрущева. А Галюкова устроил в хозяйственном отделе Верховного Совета РСФСР и возил с собой в роли помощника для устройства всех дел.
Никита Сергеевич показал Подгорному письмо, переданное сотрудником КГБ Сергею Хрущеву. Поинтересовался:
— Вам что-нибудь по этому поводу известно?
Подгорный не моргнув глазом сказал, что ничего не знает. Не поручить ли Комитету госбезопасности проверить все факты? Он был уверен, что Семичастный выкрутится. Но Хрущев по какому-то наитию решил к КГБ не обращаться, а по-дружески попросил Микояна: вызови Игнатова, поговори с ним и доложи.
Через первого секретаря ЦК компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе успели предупредить Игнатова о нависшей над всеми угрозой. Ему велели в беседе с Микояном наотрез все отрицать… Да и осторожный Анастас Иванович, похоже, не проявил обычной прыти, исполняя поручение первого секретаря. Он сохранил верность Хрущеву, но не хотел ссориться и с его набирающими силу противниками.
Леонид Митрофанович Замятин, который тогда работал в Министерстве иностранных дел, рассказывал, как 30 сентября 1964 года, накануне отъезда в отпуск, Хрущев вдруг появился на обеде в честь президента Индонезии Сукарно и произнес неожиданно откровенную речь.
Сукарно, лидер движения за независимость, противник империализма и капитализма, был в Москве дорогим гостем. Он приехал просить оружие. Сукарно считал, что западная демократия Индонезии не подходит. В марте 1960 года он распустил парламент и сам стал назначать депутатов. Сукарно провозгласили пожизненным президентом. Он называл себя отцом нации. Рассорился с западными странами. Зато получал советскую военную помощь. Компартия Индонезии стала мощной политической силой. Сукарно ввел коммунистов в правительство. Через год после обеда с Хрущевым, в 1965-м, Сукарно свергнут военные и зальют страну кровью. Считается, что без суда и следствия убили полмиллиона человек и еще полтора миллиона посадили. Компартия перестала существовать.
Старшим на обеде с индонезийским президентом был по должности Подгорный, потому что формально Хрущев находился в отпуске. Никита Сергеевич тем не менее приехал, вошел в зал со словами, не сулившими ничего хорошего:
— Ну что, мне места уже нет?
Место, разумеется, сразу нашлось. Никита Сергеевич сделал знак Подгорному:
— Продолжай вести.
Но в конце обеда, когда протокольные речи уже были произнесены, Хрущев заговорил:
— Вот интересно. Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я нездоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят. Выпроваживают отдыхать: «Завтра ты должен убраться из Москвы». Ну ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту «центр-пробку» выбью. — И он показал на сидевших тут же членов президиума ЦК: — Они думают, что все могут решить без меня…
Хрущев поступил нерасчетливо в том смысле, что предупредил многих, что их снимет, и уехал отдыхать. Самоуверенность подвела Никиту Сергеевича. Его отправили на пенсию раньше, чем он успел убрать более молодых соперников.
Откровенные угрозы Хрущева разогнать президиум только сплотили его противников.
Еще 29 сентября Подгорный позвонил Шелесту в Черкассы и велел срочно лететь в Крым, чтобы встретить Хрущева, который отправился отдыхать. Хотел, чтобы в эти решающие дни доверенный человек находился рядом с первым секретарем и следил за его настроением.
1 октября Шелест в Симферополе встретил Хрущева. Тот полушутя выговорил ему:
— А вы почему здесь? Я-то на отдыхе, а вы должны работать.
— Моя обязанность — вас, Никита Сергеевич, встретить. Ведь вы прибыли на территорию республики, может быть, у вас возникнут вопросы.
Хрущев посадил его с собой в машину, пригласил пообедать. У Шелеста сложилось впечатление, что Хрущеву хотелось высказаться. Он ругал работников идеологического фронта, назвал Суслова «человеком в футляре», Брежнева — краснобаем. О Подгорном заметил, что забрал его в Москву как хорошего, подготовленного работника, но пока особой отдачи не видит, ожидал большего.
