Е. Готтендорф - Герман Геринг
В этой разветвленной отрасли промышленности германского рейха трудились знающие и прилежные специалисты, организовавшие ее работу по принципу «глубокой переработки сырья» (то, что эти термины здесь приходится употреблять в кавычках, показывает, что из-за преступлений гитлеровцев многие нормальные человеческие понятия оказались вывернутыми наизнанку): волосы казненных использовались для набивки матрасов и еще для каких-то особых нужд (стратегическое сырье!), кольца и золотые зубы изымались, пепел от сожженных трупов шел на удобрение полей… В лагерях среди эсэсовских охранников находились личности с художественной стрункой в характере (нельзя же сказать — «в душе»?), изготовлявшие сувениры на память: абажуры для ламп из человеческой кожи (особенно ценились экземпляры с татуировкой), пепельницы из черепов — но это были поделки кустарей-одиночек, которым, конечно, было далеко до своих руководителей, мысливших широко и действовавших с государственным размахом.
Впрочем, эти ужасные (подлинные и многократно подтвержденные) подробности в наше время уже не воспринимаются воображением и мало кого волнуют: жертвы давно погибли и их крики заглохли в прошлом, а человечество переживает другие беды. Говоря коротко, дело, у истоков которого стоял Герман Геринг, организовавший в 1933 г. в Пруссии первые концлагеря, широко разрослось (при содействии своего основателя, как подтверждает приведенный выше документ). Теперь, через 8 лет, способные ученики Геринга — Гиммлер, Гейдрих, Эйхман (и сотни других) придали его детищу вид четко налаженного «индустриального производства», приносившего рейху ощутимый доход в виде золотых слитков (из тех самых коронок и колец), направлявшихся на хранение в Рейхсбанк и в солидные швейцарские банки (на всякий случай!).
Согласно описанию У. Ширера, «помимо золота, сорванного с зубов, из лагерей смерти поступали золотые часы, серьги, браслеты, кольца, ожерелья и даже оправы от очков, поскольку евреям рекомендовалось «при переселении на новое место жительства» забирать с собой все ценности. Были собраны также большие запасы ювелирных изделий, бриллиантов и серебряной посуды, не говоря уже о толстых пачках банкнот. Рейхсбанк был переполнен поступлениями, зачислявшимися на специальный счет, открытый, Гиммлером; подвалы Рейхсбанка были до отказа забиты «трофеями», так что приходилось искать новые места для их хранения…»
Разумеется, в начале и во главе всего процесса преследований, расправ и дележа добычи стоял фюрер, направлявший его и дававший принципиальные указания. Он заявил своим помощникам: «Мы будем принимать все необходимые меры: расстрелы, перемещения лиц и т. п. Мы будем доминировать на этом жизненном пространстве, управлять им и эксплуатировать его».
Вот как он предполагал начать раздел России: «Прибалтика будет включена в состав Германии. Население Крыма будет полностью эвакуировано, и этот полуостров будет заселен только немцами. Другой полуостров, Кольский, с его залежами никеля, тоже отойдет к Германии. Финляндию присоединим на основе федерации, действуя с осторожностью. Ленинград мы сравняем с землей, а его территорию передадим финнам».
Геринг с восторгом поддерживал начинания фюрера. «Гигантские пространства России, — заявил он на совещании у Гитлера в Растенбурге 16 июля 1941 г., — должны быть умиротворены как можно скорее! Самое лучшее решение — пристреливать на месте всякого, кто отводит взгляд под взглядом немецкого офицера». Выступая перед нацистскими комиссарами оккупированных территорий 6 августа 1942 г., он объяснил им, как нужно поступать: «Обычно это называется грабежом, — сказал он, — и хотя в наше время предпочитают не употреблять это выражение, но я намерен грабить и буду делать это со всем старанием!»
Гитлер одобрял деятельность своих соратников, требуя от них «поступать решительно». В 1942 г., в разгар военных действий в России, он наставлял их так: «Что касается жалкой сотни миллионов славян, то мы превратим большинство их в таких, которые нам нужны, а остальных изолируем в их собственных свинарниках; всякого, кто заговорит о снисхождении к местным жителям, мы будем отправлять прямо в концлагерь!»
5. «Мой фюрер, это невозможно!»
Казалось, что этому душному лету 1941 г., с его тяжелым зноем, нависшим над покоренной Европой, не будет конца. Армии русских отступали, пропаганда Геббельса трубила об их гигантских потерях; немцы занимали все новые города, но их наступление на Ленинград застопорилось. В сентябре Гитлер созвал очередное военное совещание, на котором объявил о своем новом решении: он потребовал от Геринга собрать на Восточном фронте всю имевшуюся в его распоряжении военную авиацию, сняв ее со всех других направлений, и нанести бомбовый удар невиданной силы по Ленинграду и Москве, уничтожив эти города до основания, стерев их с лица земли вместе со всеми их обитателями! Фюрер решил показать «недочеловекам на Востоке» подлинную мощь германского оружия, поразить их ужасом и сломить всякую волю к сопротивлению.
Новый план фюрера ошеломил Геринга, сразу понявшего его нереальность и даже гибельность для люфтваффе. Вот как описал разыгравшуюся сцену генерал Боденшатц (адъютант и офицер связи Гитлера): «Рейхсмаршал вежливо и мягко сказал фюреру, что его идея, безусловно, достойна самого пристального изучения… но: надо сразу же сказать, что будет крайне трудно осуществить ее на практике. Когда Гитлер гневно спросил: «Почему!», его собеседник ответил, уже с большей смелостью и твердостью: «Потому что было бы самым настоящим сумасшествием снять подразделения люфтваффе со всех других фронтов ради выполнения одной-единственной операции! А как же быть с бомбардировками Лондона? Разве фюрер не говорил, что их надо непрерывно продолжать, не ослабляя мощи ударов ни на один день? Если их прервать, то англичане получат спасительную передышку, очень опасную для нас. Их авиазаводы заработают на полную мощность и выпустят столько самолетов, что королевские ВВС станут сильнее люфтваффе!»
Гитлер слушал эту речь молча, его лицо окаменело. Видно было, что все его дружеские чувства к Герингу исчезли, развеялись, как дым. Внезапно он прервал его слова резким взмахом руки и завопил пронзительно, с визгливыми нотками в голосе: «Я знаю, почему вам не нравится мой план! Вы просто боитесь! Все ваши люфтваффе — сборище трусов! Я уже догадывался об этом во время боев над Англией, а теперь я убедился в этом полностью! Вы не хотите бомбить Ленинград, потому что боитесь зенитных батарей русских!» Геринг хотел было сказать, что противовоздушная оборона Лондона, где уже много месяцев воюют люфтваффе, гораздо сильнее, чем в Ленинграде, — но, передумав, пожал плечами и негромко произнес: «Это невозможно, мой фюрер, это в самом деле неосуществимо!» С минуту Гитлер молча пронзал его взглядом, а затем повернулся к нему спиной и больше не сказал ему ни слова до конца совещания».
