Евгений Решин - Генерал Карбышев
— Мне кажется, что генерал душевно болен и заблуждается, — возразил эсэсовец и неестественно захохотал.
Потом он предложил Карбышеву, а также блоковому, который стоял перед ним навытяжку, сесть. И спросил уже серьезно:
— Какие у вас основания утверждать, что Германия проиграет войну?
Карбышев долго молчал. Блоковой нарушил молчание и на ломаном русско-польском языке повторил вопрос эсэсовца.
— Ну, что ж! Скажу, если вам это доставляет удовольствие…
И Карбышев объяснил, что Красная Армия начала широко развертывать свои силы. Политический проигрыш Гитлера начался еще в 1941 году, с момента вторжения в Страну Советов — теперь это совершенно ясно!
— О, вы не знайт, ничего не знайт! — воскликнул врач, стараясь перейти на русский язык. Не подобрав подходящих слов, он опять перешел на немецкий. — Рейх еще себя покажет. Мы применим новое оружие…
— Я слышал об этом от ваших ученых еще в Берлине, куда меня возили до Флоссенбюрга.
— Ну и что? Не поверили?
— Сказал, что на свете нет таких чудес, которые могли бы вас спасти…
Врач был явно озадачен. Стремясь, по-видимому, с помощью Карбышева добраться до истины, он решил вести дальнейший разговор с ним наедине, с глазу на глаз.
— Читали ли вы что-нибудь из трудов нашего фюрера? Как полагаете, в России, если даже Германия не выиграет войну, останется большевистская диктатура? — спросил фашист, выпроводив блокового.
— Советская власть будет жить до той поры, — ответил Карбышев, — пока нужна будет какая-либо власть вообще, то есть до коммунизма.
Однажды комендант Штольпен заметил в бараке ревира Карбышева и тут же приказал послать генерала в каменоломню.
— Там добьют старика в два счета, пора, — на ходу произнес Штольпен.
Но подпольщики сумели уберечь Карбышева. С помощью врача ревира Дмитрия Михайловича выписали в блок № 22 для работы в «шуерайсерай» — цехе по разделке старой обуви.
В этом же цехе оказались генерал Зусманович и полковник Митрофанов. Впрочем, работа и здесь, в нетопленом, тесном помещении, где было душно от пыли и грязи, оказалась непосильной для Карбышева. Заданную норму он не выполнял, и за это капо из уголовников много раз избивал его до потери сознания. Только благодаря заступничеству немецких коммунистов Дмитрий Михайлович наперекор ужасам гитлеровского застенка оставался еще в живых.
Наступил январь 1944 года. В лагере пошли слухи об отправке нескольких сот ослабевших заключенных в другие лагеря. Отправка никогда не радовала. Узникам было понятно, что их увезут не для лечения.
В феврале начался отбор «переселенцев». На транспорт попали и Карбышев, Зусманович, Митрофанов. Их перевели в 23-й карантинный блок — это значило скорый отъезд.
В карантинном блоке Дмитрий Михайлович встретил офицера Давыдова, с которым в 1942 году был в Замостье.
Стоял теплый, солнечный, почти весенний день, когда всех заключенных из 23-го блока вывели во двор.
Эсэсовцы почему-то медлили. Давыдов воспользовался паузой и рассказал Карбышеву, что заключенные концлагеря толкуют о том, будто Гитлер может применить отравляющие вещества, если фашистам придется туго. Дмитрий Михайлович отрицательно покачал головой. Он считал, что и в среде фашистского командования имеются люди, которые, по-видимому, не лишены здравого смысла и понимают, что газ подобен бумерангу.
Карбышев оказался прав.
О затянувшемся открытии второго фронта Дмитрий Михайлович сказал:
— Мы продвигаемся на запад. Если наши союзники в ближайшие дни не откроют второго фронта, они могут опоздать. Наша страна обойдется и без них…
Майданек
Транспорт с узниками медленно двигался на восток. На станции Люблин стал известен конечный пункт «путешествия» — Майданек. Концлагерь смерти. Число уничтоженных в нем людей уже тогда перевалило за миллион.
Европа содрогалась при одном упоминании о Майданеке. А те, кому оставалось дойти до него всего каких-нибудь два километра, не испытывали никакого страха.
Утомительная поездка в холодных, неотапливаемых, переполненных до отказа вагонах, без пищи, без воды довела почти всех узников до полного изнурения. Те, кто не умер в дороге, настолько обессилели, что не в состоянии были сдвинуться с места.
Эсэсовцы открыли двери вагонов и, подталкивая узников палками, выгоняли их на платформу.
Построили колонну и отделили группу, которой приказали вынести из вагонов трупы и сложить их тут же на платформе.
Возле станции на шоссе Люблин — Хелм заключенных ожидала вереница грузовых автомашин и тракторов с прицепами. Под усиленным конвоем эсэсовцев автоколонна двинулась по шоссе Люблин — Хелм.
Лагерь показался издали: проволочные заграждения, сторожевые вышки, мрачные тесовые бараки — все такое знакомое…
Майданек, куда попал Карбышев из Флоссенбюрга, был создан гитлеровцами в октябре 1941 года.
В документальных книгах Альберта Кана «Заговор против мира» и Шимона Датнера «Преступления немецко-фашистского вермахта» приведены подробные сведения об этом лагере смерти. Он занимал площадь в 270 гектаров и состоял из шести полей. На каждом — 24 барака (всего 144), вместимостью по 300 человек. И на каждом поле — виселица.
Охраняли лагерь войска СС. Им придавался отряд вспомогательной полиции — «каподорполицай»: 200 уголовников и 200 овчарок.
Ходить по лагерю узникам разрешалось только до шести вечера. С наступлением темноты на вышках зажигались прожекторы, которые лучами пронизывали лагерь во всех направлениях. Попавшего под луч ждала пулеметная очередь.
Из 5000 советских военнопленных, доставленных сюда ранней осенью 1941 года, к концу ноября того же года осталось 1500. На следующий год начали завозить новые партии советских людей, преимущественно туберкулезников и инвалидов. Для них на втором поле оборудовали «лазарет». Из него постепенно выводили больных на казнь или расстрел.
Каждый день в концлагерь по шоссе Люблин — Хелм пригоняли тысячи поляков, русских, украинцев, — евреев — стариков, женщин, детей. Их гнали колоннами, гнали чаще всего прямо на шестое поле, где сразу же убивали.
Именно здесь, в Майданеке, фашистские «специалисты» впервые применили газовые камеры. Всего их было построено семь, общей вместимостью на 2000 человек. Умерщвляли в них газом «Циклон Е».
Отбор людей, подлежавших отравлению газами, производили эсэсовские врачи лагеря. Заключенных, отобранных для уничтожения, разделяли на группы. В одну включали больных, в другую — неспособных к физическому труду, в третью — истощенных, заморенных голодом. Женщин приводили вместе с детьми.
