Александра Толстая - ДОЧЬ
Иногда ночью, спугнув стаю шакалов с темной тропинки, обсаженной акациями, я, стараясь не шуметь, прокрадывалась в темноте до главного дома и нарезала большой букет чудесных душистых роз для старичков Смецких.
Кавказ. На Афоне
В начале революции монастырь в Новом Афоне не успели еще совсем разорить. Монастырь жил старыми традициями. Потихоньку происходили церковные службы, приходили паломники. Их принимали как гостей и бесплатно делили с ними скудную трапезу.
Монахи все еще работали в лесу, куда вела построенная ими самими зубчатка, по которой спускались дрова вниз, в монастырь. Они работали и в апельсиновых садах, в огородах, сетями ловили рыбу в море. Я редко видела такую красоту и благоустройство, как на Афоне. Сколько труда, уменья, сил и любви было положено, чтобы создать, построить такие церкви, громадные вспомогательные корпуса, где были монашеские кельи, мастерские, гостиница для паломников. Монахи разговаривали неохотно. В их сдержанных ответах чувствовался страх, опасение, внутреннее беспокойство и неуверенность в завтрашнем дне. И недаром.
Через несколько месяцев после моего посещения я узнала, что большевики их разгромили. Новый Афон был разорен, погибли сады; вместо благоустройства и порядка — мерзость запустения. Монахов выгнали. И они ушли подальше от людей в горы, в дикую природу на Псху, где они были совершенно оторваны от цивилизованного мира и куда проникнуть из–за вечных снегов нельзя было почти целый год.
Крым. «Мерли, как мухи»
Я много раз бывала в Крыму, но я никогда не забуду впечатление, которое на меня произвел один из самых старинных и прекрасных городов на Крымском полуострове.
Мы с подругой приехали в Бахчисарай ночью. Нам указали гостиницу, которая считалась самой лучшей.
Грязь, вонь, всюду пыль, сор, комната не подметена, на умывальниках слой сальной грязи.
— Нет ли у вас комнаты почище? — спрашиваем хозяина.
— О чистоте не беспокой! — успокаивает он нас. — Чисто, очень чисто!
— А клопы есть?
— Что вы, что вы! Клопы. Пожалуйста, прошу я вас, о чистоте не беспокой!
Легли, не раздеваясь. Но спать было немыслимо. Кровати, стены кишели клопами.
Вокруг Бахчисарайского дворца фонтаны, во дворе та же мерзость запустения, грязь. «О чистоте не беспокой!»
Худой оборванный татарин бродил по двору. Он не ответил на мой вопрос. Исхудавшее скуластое лицо его было неприветливо, он злобно посмотрел на нас и отвернулся.
Мы, люди живущие на своей родине, не знали, что происходило по всей России, до нас доходили смутные, непроверенные слухи.
Мы смутно слышали о голоде в Крыму. Но голодали люди везде, кроме самих партийцев, и мы не придавали значения этому слуху.
Мы поехали в Ялту на лошадях. Нас поразили печальные, согбенные, плохо одетые люди, встречавшиеся по пути. Шоссе шло мимо громадного кладбища. Когда же оно кончится? Проехали версту, две, пять, десять верст… Могилы, могилы, бесконечные могилы.
Сколько их здесь? Тысячи? Десятки тысяч?
— Мерли от голода, — повернувшись к нам, сказал возница, — нечего было есть, травой, как скотина, питались, дети пухли, синели и умирали от голода! Тысячами мерли, как мухи!
Север
Зимой 1928 года я снова присоединилась к экскурсии, которая направлялась на далекий север — Мурманск, Александровск, Кандалакшу. Я уже получала больше жалованья и имела возможность скопить достаточно денег, чтобы оплатить экскурсию, тем более что экскурсии устраивались для служащих Наркомпроса очень дешево. Наша группа состояла из школьных и музейных работников.
Мы провели 4 дня в Мурманске, единственном городе в России, где не было ни одной церкви.
Ночевали в школе. Нам отвели одну комнату, где мы все — и мужчины и женщины, — не раздеваясь, спали 4 ночи на полу.
Первая наша поездка из Мурманска была в лопарскую деревню. Мы наняли трое санок, каждые санки были запряжены парой оленей На передних санках оленями правил лопарь, остальные санки привязаны к передним.
Глубокий снег, едва проторенная узкая дорога, какие–то жалкие, низенькие деревья по дороге, ни людей, ни домов. А деревня, куда мы приехали, — всего несколько домов — холодных. Женщины и дети все сидели в доме в малицах[87], унтах. Они производили жалкое впечатление нищеты, дикости.
Когда ехали назад, сумерки перешли в полную тьму. Лопарь наш напился, гнал оленей из всех сил. Когда мы покатились под гору, лопарь не тормозил; передки саней били оленей по ногам, и они неслись, как бешеные.
Удержаться на скользкой поверхности санок было невозможно, и мы все, один за другим вывалились в глубокий снег. Мы барахтались в снегу и старались из него вылезти, а олени, домчавшись до подножия горы, останавливались. Лопарь, увидав, что в санях никого нет, пошел нас искать.
— А, вот они! — воскликнул он радостно. — Как бутылки валяются. Вставайте, чего валяетесь?! — и он стал нас считать. — Один, два, три… Сколько вас было? Шесть?!
Поехали дальше. Теперь лопарь то и дело останавливался.
— Что случилось?
— Один, два, три, четыре… — и, пересчитав всех, опять погнал оленей.
Он боялся потерять кого–нибудь, так как с каждого из нас он должен был получить по шесть рублей.
Воскресенье мы бродили по базару. Я люблю базары. На базарах вы всегда чувствуете характер населения, видите людей, их одежду, изделия.
— Кто это? — спросили мы местного учителя.
На базар въехала молодая стройная женщина, румяная, с чуть приплюснутым носом и узкими карими глазами.
Она ехала стоя, управляя парой белых оленей, запряженных в санки, покрытые белыми оленьими шкурами. Она была в белой с цветными узорами на подоле малице и в белых унтах. Мы загляделись на нее.
— Кто это?
— Это Ульяна, — ответил учитель, — вдова. Ее все знают. Всю мужскую работу делает, да и по правде сказать, ни один мужчина не может так оленями управлять, как она.
Ульяна лихо подкатила к лавке со шкурами и, не глядя ни на кого, стала что–то доставать из саней.
— А умница она какая! — продолжал учитель. — В прошлом году у всех лопарей Советы оленей забирали. Так что ж она сделала? Спрятала в лес своих оленей, да так, что найти невозможно. Да и сейчас никто не знает, сколько у нее голов. Молодчина! Огонь баба!
Мне очень хотелось ее снять, но было слишком темно.
Купить на базаре ничего не удалось. В единственной лавке, где продавались меха, нам сказали, что все, что у них было, забрали Советы — за границу посылают.
Учитель нам рассказал, что в прошлом году Советы реквизировали и зарезали тысячу оленей. Резали оленей в период линьки, и почти все шкуры пришлось выбросить. После этого лопари стали прятать оленей, оставшихся от реквизиции, в леса и болота.
