Ольга Орлова - Газданов
«Страшной атаке цивилизованного варварства должна быть противопоставлена контратака, единственный стратегический прием, действенность которого доказана на одном из фронтов войны. Она в огромном исповедании веры, в отрицании всяких соглашений и сотрудничества с врагом этой веры, в предпочтении смерти сдаче. Потому что и смерть может быть полезной: она оставит в памяти людей семена для новых всходов, она удобрит для них многострадальное духовное поле».
Похожую эволюцию Гайто переживет в одиночестве вдалеке от Осоргина, осевшего в Шабри и от братьев-масонов, разъехавшихся по всему свету. Через некоторое время после смерти друга в 1943 году Газданов вступает в «Резистанс».
3
«Были русские люди во Франции, в других европейских странах, которые сами, по собственному почину, в одиночку поначалу — вступали в организацию "Резистанса", уходили в "маки" или же с громадным риском переходили границу, чтобы вступить в ряды союзных армий.
Идти в "Резистанс" для многих французов было событием как бы естественным, органическим; французская армия если и не участвовала больше в войне, то все же где-то там, в Англии, формировалась: рано или поздно она снова вернется на родную землю и примет в свои ряды людей “чистой совести”. Для русского эмигранта этого простого, общего импульса не существовало; мотивы, побудившие русских людей вступить в ряды французского Резистанса, были всегда личного характера, для каждого свои – но они были или стали в какой-то момент императивны.
Многие считали, что долг человека, прожившего долгие годы во Франции, отплатить за гостеприимство и не смотреть, просто сложа руки, на то, как горит дом друзей и как попираются во всем мире все духовные и культурные ценности, всякий подлинный общечеловеческий идеал; и конечно, все, как русские люди, хотели принять участие в борьбе с общим врагом, напавшим на нашу Родину, и этим доказать свою любовь и верность, далекой, но никогда не забытой Матери».
Таковы были итоги деятельности, которые подвели в 1946 году члены объединения добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции. В последующих номерах «Вестника» по воспоминаниям и отчетам они пытались воссоздать последовательность многолетнего движения, которое из редких и хаотичных подвигов первых лет войны превратилось в системный и методичный процесс. По-настоящему массовый характер он приобрел только к 1943 году, когда к французским и эмигрантским антифашистам на территории Франции добавились тысячи советских военнопленных, бежавших из немецких лагерей. О них в статистическом отчете 1944 года о политических настроениях населения Франции говорится как о третьей по численности части всех русских, находящихся на территории страны. Первую, самую многочисленную, составляли пророссийски настроенные белые эмигранты, вторую — соответственно — сторонники фашизма во главе с Петром Красновым, Андреем Власовым, митрополитами Анастасием и Серафимом.
К 1943 году в состав групп французского Сопротивления входили русские эмигранты из первой части. Так, ответственным секретарем одной из самых крупных и разветвленных организаций Сопротивления, возглавляемой Жаком Артюисом, была легендарная Вера Оболенская. Она держала постоянную связь с правительством де Голля в Лондоне, работала с партизанами и антифашистски настроенным гражданским населением. Арестованная в декабре 1943 года, она мужественно держалась на допросах и не дожила нескольких месяцев до освобождения Франции — в августе 1944 года ее казнили (обезглавили) фашисты.
К тому времени в Париже уже во всю действовали группы «Русский патриот», «Русская еврейская группа», состав которых, несмотря на названия, был интернационален. Если создание отдельных русских формирований, готовых воевать на Восточном фронте на стороне немцев, шло с самого начала войны и было приостановлено лишь из-за недоверия германского командования по отношению к русским, то вопрос о создании отдельных русских партизанских групп и отрядов в «Резистансе» встал только к концу 1943 года, когда на территории Франции был создан Центральный Комитет советских военнопленных (ЦК СВП). Первоначальная его задача заключалась в организации саботажа на местах работы и в организации побегов заключенных. И тот и другой род деятельности был близок и понятен антифашистски настроенным французам.
Идея профессионального саботажа была весьма популярна среди французов с самого начала прихода немцев в стране. Гайто помнил, что в 1940—1941 годах Париж то и дело сотрясали известия о его бывших коллегах с «Рено», которые намеренно произвели несколько сот непригодных моторов. Вскоре к ним присоединился завод «Гном-и-Ром», выпустивший моторы, способные работать всего несколько часов. Весной в Париже сгорел склад немецкого обмундирования, потом были взорваны 12 вагонов с боеприпасами. Взрывы были делом первых отрядов «маки» — французских партизан, получивших свое название от «maquis», что значит — лес, чаща.
Советские пленные пошли по тому же пути и начали создавать свои собственные отряды. Французское руководство, подобно немецкому, тоже было против разделения по национальному признаку, но совершенно по другим причинам: среди советских пленных почти не было людей, знавших французский язык, особенности местности и обычаев, что само по себе уже создало бы огромные проблемы со связью, конспирацией и ставило бы под удар другие группы. Таким образом, было решено, что русские должны вступать в ряды французского «Резистанса» отдельно или небольшими группами, между которыми будут работать связные, владеющие обоими языками. Естественно, это были русские эмигранты. Первым из тех, с кем познакомился Газданов, был Алексей Петрович Покотилов, произведший на Гайто впечатление человека исключительного:
«Одна из его особенностей заключалась в том, что он внушал к себе мгновенное доверие; и тому, кто с ним впервые встречался, становилось ясно, что на этого человека можно положиться, что, не зная ни его имени, ни адреса, можно спокойно вручить ему миллион чужих денег и потом прийти через год и целиком получить все это обратно; что нельзя отделаться от впечатления, что вы знакомы с ним много лет, хотя вы его только что увидели. Было еще очевидно, что он крайне доброжелателен, что он обладает спокойным и добродушным юмором. Особенно удивительны были его огромные полудетские глаза – на лице сорокалетнего мужчины. Если бы этот человек захотел воспользоваться своей бессознательной привлекательностью для отрицательных целей, он мог бы быть крайне опасен. Но о существовании отрицательных целей и о возможности к ним стремиться он знал, я думаю, только теоретически» («На французской земле»).
