Андрей Гаврилов - Чайник, Фира и Андрей: Эпизоды из жизни ненародного артиста.
Лариса попросила Михаила Сергеевича рассказать о том, что случилось тогда, в конце 1986 года, когда я вдруг почувствовал, что с меня сняли опалу, вычеркнули из списка врагов СССР или даже из списка смертников…
Горбачев ответил так: «Да я и не помню точно, столько дел тогда было. Дали мне список… Там под первым номером Сахаров был, а под вторым – Гаврилов. Сахарова-то я знал. А Гаврилова – нет. Спрашиваю, кто такой? Мне говорят – пианист. Я подумал, этого-то за что? Подписал, не раздумывал даже…»
В 2004 году Михаил Сергеевич пришел ко мне в гости, на Никитский. Свежий, веселый, в элегантном кепи и кожаной куртке – «добрый молодец» Горби! Попросил телохранителей подождать на лестничной клетке, чтобы меня не смущать. Говорить нам мешали эмоции. Я сказал: «Пойдем к роялю?»
– Пойдем, – ответил Горби, – Музыка не требует слов…
Я сыграл ему «Наваждение» Сергея Прокофьева. Горбачев слушал внимательно, буквально «вдыхал» эту музыку, полную сарказма, дьявольской иронии над борьбой добра и зла, а потом сказал, что воспринимает это произведение как гимн, как ритм и суть перестройки… Наваждение? Есть о чем задуматься.
Отцу перестройки скоро исполнится восемьдесят лет. Я не политик и не аналитик. Не имею права ни судить, ни прославлять Горбачева-политика. Хочу отдать должное его, проявившимся в преклонном возрасте после тяжелых потерь, замечательным человеческим качествам. Его мудрости, его чувству юмора, его силе духа, его душевной чистоте. Этот человек излучает тепло, свет, терпимость, доброту и веру. Он полон энергии, жизни и внутреннего свечения. Какой контраст с опустошенным, изверившимся, отвратительным самому себе, недобрым, темным стариком Рихтером…
Мафия
Музыкальный мир сегодня находится в состоянии растерянности. Многие композиторы ищут, но не находят. Доступная электронная техника воспроизведения раздавила творчество. Надеюсь, это временно. Мы все переживаем потрясающую компьютерную революцию, которая, конечно, рано или поздно породит новую эстетику, новые инструменты и новый стиль или симфонию стилей… Не знаю, будет ли в будущем востребован гений-композитор или музыкант-исполнитель высокого класса. Не знаю, придет ли новый Бах, способный объять необъятное и объединить в своем творчестве все, разбежавшиеся в стороны, как испуганные мыши, музыкальные направления и тенденции… Знаю точно лишь одно – без высокого искусства человек жить не сможет. Почти во всех музыковедческих трудах авторы подобострастно цитируют известную фразу Ницше: «Цивилизация без музыки была бы большой ошибкой», – эту цитату повторяют десятки миллионов любителей музыки. Какая напыщенная глупость! Без музыки никакая цивилизация была бы невозможна.
На всесоюзном конкурсе в 1971 году в Минске я впервые столкнулся со злом в мире музыки. До этого конкурса я был искренно убежден, что все музыканты – одна большая любящая семья. После того как я, никому тогда не известный ученик девятого класса ЦМШ, сыграл на первом туре, началась травля. Мне не давали спать. Телефон звонил всю ночь напролет, пока я не догадался вырвать из стены шнур. Звонили мне не люди, «не туда попавшие», это была спланированная и циничная атака на новичка. Ко мне в номер постоянно стучались какие-то типы, «ошибшиеся дверью». Трое взрослых мужчин в открытую обсуждали между собой (так, чтобы я расслышал каждое слово), как они будут ломать мне руки и пальцы на лестнице. Мне удалось удачно сыграть и на втором туре. Тут уж отличился один из руководителей конкурса, известный советский музыкант-исполнитель. Он прямо заявил, обращаясь к толпе болельщиков у зала заседаний жюри конкурса: «Никогда, ни при каких обстоятельствах ваш Гаврилов на третий тур не пройдет». Закончилось дело комично – публика ворвалась в зал заседаний жюри, чтобы проконтролировать процесс голосования. Некоторые болельщики кричали: «Если Гаврилов не пройдет на третий тур, отсюда никто не выйдет». Такая поддержка была для всех большой неожиданностью и сломала заранее подготовленные планы побед и поражений.
На конкурсе Чайковского в Москве в 1974 году все повторилось, только с гораздо большим размахом и драматизмом. Вмешательством публики там бы не обошлось, на мою защиту встали иностранные члены жюри, единогласно присудившие мне победу, смешав этим карты советских членов жюри, единогласно настроенных против меня. Тогда еще были живы эти замечательные старики из музыкальной Европы, последние представители поколения чести и достоинства.
Теперь мне стыдно, что я победитель конкурса имени Чайковского. Когда я понял, что влиятельные и супербогатые азиаты покупают награды этого, великого в прошлом, музыкального соревнования для своих отпрысков, я отдал свою золотую медаль на цепочки и колечки для моих прекрасных подруг…
Забудем СССР той далекой поры. Поговорим о современности. Кто побеждает сейчас на музыкальных конкурсах? Те, кого назначили победить члены жюри, полупедагоги, полудельцы, выброшенные в свое время из искусства и потому ненавидящие живое творчество! За полустолетие образовались три поколения и музисьенов, и потребителей их коленкорового творчества. Каков спрос – таково и предложение. Публика чувствует себя с подобными клеточно-линеечными артистами превосходно. Мнение редких, чутких и преданных искусству людей никого не интересует. Лет 10 тому назад, говоря с крупнейшим музыкальным промоутером мира, я посетовал на подобное положение дел. Он взглянул на меня с сожалением и сказал: «Фортепиано очень востребовано!»
Ему наплевать на то, кто и что сидит за фортепиано. Лишь бы «оно» было «раскручено». И желательно не им. Шефы мирового музыкального бизнеса невероятно циничны, они настойчиво и неотвратимо рвались к абсолютной власти в области искусства все послeвоенные годы. И дорвались до нее. Из обслуживающего персонала музыкантов и публики они превратились в полновластных хозяев исполнительского искусства. До тех пор, пока деньги и денежные мешки определяют содержание мировой музыкальной сцены – изменить ситуацию невозможно.
Причины разложения следует искать в деятельности таких талантов как Караян и ему подобных, которые научились выжимать из классической музыки огромные деньги. Достигли они этого, постепенно снижая уровень классического искусства до лeгко воспринимаемого публикой ширпотреба. Главное, чтобы музыка легко проглатывалась публикой и, соответственно, хорошо продавалась. Сегодня мы пожинаем плоды этих усилий, и засунуть джина назад в бутылку не представляется возможным.
К концу семидесятых годов двадцатого века западная часть мировой музыкальной сцены разложилась почти полностью. А Россия? Новая, посткоммунистическая Россия во всем, что касается морального разложения и буржуазного оборзения, быстренько Запад перегнала. А в хорошем, боюсь, еще больше отстала. Россия как бы вернулась к временам Гоголя и Достоевского, писателей, особенно выпукло показавших развращающую власть денег. Российские музыкальные кочегары лопатят мировое пространство с дикими воплями радости освобожденных от коммуниздии неандертальцев. Извечное российское варварство вырвалось наружу, поразив и похоронив те немногие остатки «великой русской культуры», которые плохо ли, хорошо ли, еще пестовались в СССР.
