Пантелеймон Кулиш - Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 2
(Третий). Что, как в вашем графстве?
(Первый). Что в нашем графстве! Вот я другой месяц обедни не слушал.
(Третий). Как!
(Первый). Все церкви пусты, епископа со свечой не сыщешь. От датчан дурно, а от наших еще хуже. Всякой там подличает с датчанином, чтобы больше земли притянуть к себе. А если какой-нибудь яорл убежит этой проклятой чужеземной собачьей власти и поддастся в покровительство тану, думая, что если платить повинности, то уже лучше своему, чем чужому, — еще хуже: так закабалят его, что и Бретон такого рабства не знал. Ну, наконец мы приободримся немного. Теперь у нас, говорят, будет такой король, как и не бывало, — мудрый, как в писании Давид.
(Третий). Отчего ж он не здесь, а за морем?
(Другой). А где это за морем?
(Первый). В городе Риме.
(Третий). Зачем же там он?
(Третий). Там он обучается, потому что умный город, и выучился, говорят, всему, всему, что ни есть на свете.
Другой голос. Какой город, ты сказал?
(Первый). Рим.
(Третий). Рима не знаешь? Ну, умен ты!
(Первый). Да что это Рим? там, где святейший живет?
(Третий). Ну, да. Пресвятая Дева! еслиб довелось побывать когда-нибудь в Риме! Говорят, город больше всей Англии и дома из чистого золота.
Другой. Мне не так Рим, как бы хотелось увидеть папу. Ведь посуди ты: нет никого на свете, как папа. И епископ, и сам король ниже папы. Такой святой, что какие ни есть грехи, то может отпустить.
(Первый). Вон слышишь ли? кто-то говорит, что видел папу.
Голоса народа на другой стороне. Ты видел папу?
Брифрин из толпы. Видел.
(Голоса народа). Где ж ты его видел?
(Брифрин). В самом Риме.
(Голоса народа). Ну, как же? Что он? Какой?
Народ сталпливается в ту сторону.
Голоса. Да пустите! Ну, чего вы лезете? не слышали рассказов глупых?
Брифрин. Я расскажу по порядку, как я его видел. Когда тетка моя Маркинда умерла, то оставила мне всего только половину гидесы земли. Тогда я сказал себе: «Зачем тебе, Брифрин, сын Квикельма, обрабатывать землю, когда ты можешь оружием добиться чести»? Сказавши это себе, я поехал кораблем к французскому королю. А французский король набирал себе дружину из людей самых сильных, чтоб охраняли его в случае сражения, или когда выедет куда, то и они бы выезжали, чтобы, если посмотреть, так хороший вид был. Когда я попросился, меня приняли. Латы лучше не во сто мер наших. Кольчуги такие ж, как и у нас, только не всё железные. В одном месте — смотришь — ряд колец медных, а в другом и серебряные. Меч при каждом; стрел нет, только копья. Топор больше чем в пол-пуда, — о, куды больше! а железо такое, что у старого Вульфинга на бердыше ни к чёрту не годится!
Вульфинг из толпы. Знай себя!
(Брифрин). Вот мы отправились с французским королем в Рим, чтоб папе почтение отдать. Город такой, что никак нельзя рассказать; а домы и храмы Божьи не так как у нас строятся, что крыши вострые, как копьё; нет, а вот круглые совсем, как бы натянутый лук, и шпицов вовсе нет. А стены везде, и так много и резьбы, и золота... великолепие такое — так и ослепило глаза. Да, теперь насчет папы скажу. В один вечер пришел товарищ мой, немец Арнуль, славный воин... перстней у него и золотых крестов, добытых на войне, куча, и на гитаре так славно играет... «Хочешь, говорит, видеть папу»? — Ну, хочу. — «Так смотри же, завтра я приду к тебе пораньше. Будет сам папа служить». Пошли мы с Арнулем. Народу по улицам — Боже ты мой! больше чем здесь. Римлянки и римляне в таких нарядах — так и ослепило глаза. Мы протолкались на лучшее место, но и там, если бы я немножко был ниже, то ничего бы не увидел за народом. Прежде всех пошли мальчишки лет десяти, со свечами, в вышитых золотом платьях, и как вышли они — так и ослепили глаза. А (пол).... [70] был выстлан красным сукном, красным, красным вот как кровь... ей Богу, такое красное сукно, какого я и не видал. Еслиб из этого сукна да мне верхнюю мантию, то вот, говорю вам перед всеми, что не только бы свой новый шлем, что с каменьем и позолотою, который вы знаете, но, если бы прибавить к этому ту сбрую, которую променял Кенфус рыжий за гнедого коня, да бердыш и рукавицы старого Вульфинга, и еще коня в придачу — ей Богу, отдал бы за эту мантию! Красная, красная, как огонь.
Голос в народе. Чёрт знает что! Ты рассказывай об папе, а какая нужда нам до твоих мантий?
Вульфинг, из толпы. Хвастун! расхвастался!
Брифрин. Сейчас. Вот, вслед за ребятами пошли те — как их? Они с одной стороны сдают на епископов, только не епископы, а так как наши таны, или бароны в рясах.... Не помню, шепелявое какое-то имя. То эти все таны, или епископы, как вышли — так и ослепили глаза. А как показался сам папа, то такой блеск пошел — так и ослепил глаза. На епископах-то все серебрянное, а на папе золотое. Где епископы выступают, там серебрянный пол, а где папа, там золотой; где епископы стоят, там серебрянный пол, а где папа, там золотой.
Голос из толпы. Бровинг, корабль, ей Богу, корабль!
Все бросаются, Брифрин первый, и теснятся гуще около набережной.
Голоса в толпе. Да ну, стой! — Ради Бога! задавили! — Да дайте хоть назад выбраться!
Голос женщины. Ай, ай! косолапой медведь, руку выломил! Ой пропустите, кто в Христа верует, пропустите!
Брифрин, оборачиваясь. Чего лезешь на плечи? разве я тебе лошадь верховая? Где ж король? где ж корабль? Экая теснота!
Голос в народе. Да нет корабля никакого! Кто выдумал, что король едет?
(Голос в народе). Да кто же? ты говорил!
(Брифрин). И не думал.
(Голос в народе). Да кто ж сказал, что король? — Это Шпинг сказал, что король едет. — Эй, Шпинг! зачем ты сказал, что король едет?
(Шпинг). Ей Богу, любезный народ, совсем было похоже на корабль!
(Брифрин). Вперед молчи, дурак, если не хочешь сам поплысть.
Старуха, пролезая. Нашли, чего толпиться: ведь ничего нет.
Брифрин. Ба, Кудред? откудова приятель?
Кудред. Из дому.
(Брифрин). Короля видеть пришел?
(Кудред). И побольше чем видеть.
(Брифрин). А что еще?
(Кудред). Жалобу самому королю.
(Брифрин). На кого?
(Кудред). На королевского тана Этельбальда.
(Брифрин). Ты шутишь, братец.
(Кудред). Нет, не шучу.
Голоса в народе. Вишь, на Этельбальда жалуется. — Он с ума сошел. Да он ведь сильнее всех в королевстве. — Воинов и богатства у него больше, чем у короля.
Экберт. Кто несет жалобу на Этельбальда, тот подай мне руку; хотя ты простой яорл, а я тан, но я пожимаю, потому что ты честный человек. Я тебе буду помогать.
Кисса. Эй, друг, напрасно ты связываешься с (Этельбальдом).
