Кэтрин Хепберн - Я. Истории из моей жизни
Я немножко прогулялась, потом нас позвали внутрь. Поднялись наверх. Очень симпатичная частная клиника. Меня провели в раздевалку медсестер, где я сняла свои габардиновые брюки, чтобы они не помялись, и, конечно же, туфли и рубашку. Мне выдали халат, велели подобрать волосы и надеть на голову медицинскую шапочку. Сделав все, я спустилась в операционную. Очень красивый интерьер.
Легла на стол. Меня накрыли простыней — руки под простынь — и привязали, очевидно, чтобы я их не высовывала.
— …чтобы легче было оперировать. Очень больно не будет.
Укол иглы, слева от левого глаза, — игла, казалось, достала до самого мозга. Ой-ой-ой!
— Анестезия.
— Да.
— Вы что-нибудь чувствуете?
— В общем, да… Нет… Хотя, кажется, — нет.
— Начинаем.
— Да.
Я слышала, как скальпель разрезает кожу. Это была судьба — с неприятным лицом. Потом почувствовала, как по щеке течет вниз кровь. А он или, вернее, одна из медсестер вытирала ее. Видимо, что-то не ладилось с этим, но я, разумеется, могла видеть лишь, как они вытирали кровь. Итак, закончил один глаз. Правый был не так плох. Но его тоже нужно было делать.
Раз!
— А-а-а!
Операция закончилась как-то внезапно. Я чувствовала себя вконец разбитой.
— Вставать?
— Да, потихоньку — сначала посидите с минутку.
— Все нормально?..
— О да, у вас все будет нормально.
Встала со стола, прошлась…
— Да, все нормально. Я поеду сейчас в Тернбери Лодж и лягу в постель.
— Ну что ж, в таком случае советую ехать берегом моря — получите удовольствие.
— Прекрасно, мы поедем берегом моря.
— Я позвоню вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.
— Отлично. Благодарю.
Я пошла обратно в раздевалку, оделась, вышла из клиники и направилась к машине. Села на переднее сиденье рядом с Дэвидом. Мы поехали.
День был очень жаркий. Сквозь ветровое стекло проникали солнечные лучи. Я очень чувствительна к солнцу. Моя кожа, мои глаза — в сущности, дряблость кожи и, как следствие, опущение века вызваны калифорнийским солнцем. Нет, я никогда не загорала. Всегда укрывалась, особенно когда играла в теннис. Но теннис, я не мыслю себя без тенниса. А в ту пору я не пользовалась защитным козырьком. Если бы пользовалась, капли пота могли бы помешать мне в самый важный момент.
Мы подъехали к берегу моря. Повернули на запад, потом на юго-запад. Солнце палило нещадно.
Остановились, чтобы сделать несколько снимков. Я сказала Филлис:
— Я сяду назад — слишком много солнца.
Мы поменялись с нею местами и поехали дальше.
Надо сказать, что мои большие темные очки закрывали открытые швы. В уголках глаза было пять или шесть швов, направленных вниз. Доктор вырезал лоскутик нижнего века и подвернул его, чтобы приблизить к глазному яблоку.
Приехали в Тернбери Лодж. Типичная гостиница для игроков в гольф переходной эпохи между правлением королевы Виктории и короля Эдуарда. Она стояла наверху холма, у подножия которого находилась площадка для гольфа, за нею — плескались волны Ирландского моря. Наверх вела асфальтовая дорога с многочисленными поворотами. Наверху нужно было сделать круг, чтобы подъехать к парадному входу трехэтажной гостиницы. Большой парадный подъезд. Первый этаж (по-нашему — второй) — именно там мы расположились: две комнаты, две ванные. Не совмещенные, с маленькими балконами. Очень дорогие. Сделали круг и оказались перед главным входом. Два крыла, большая клумба цветов, рядом несколько машин. Припарковались. Не слишком далеко от входа. Я хотела проникнуть внутрь незаметно. Комнаты были сняты на имя Филлис.
— А теперь слушай и запоминай (это мои слова): пройдешь к столику администратора, возьмешь ключи и выяснишь, где находится лифт. Вернешься — отдашь ключи мне. Сумки пока не берем. Дэвид их принесет позже.
Они двинулись к входу. Я осталась в машине.
Боже мой, ну и духота! В кабине жарче, чем на улице. Я вся мокрая. Подняла руку, сняла темные очки и слегка дотронулась ладонью щеки — опустила руку. Ладонь была в крови. Господи! Не может быть. Я снова коснулась щеки. На ладони еще больше крови. Вот тебе раз — шов открылся. Где бумажные салфетки? Развернула несколько квадратиков, сложила их… Господи, как я попаду в гостиницу… Господи… Вот они уже идут. О Боже праведный, с ними швейцар…
— Да… Дэвид, скажи носильщику про багаж… Отведи его к багажнику… Филлис, подожди, у меня, вероятно, открылись швы — течет кровь. Ты знаешь, как попасть в наши комнаты? Ладно, веди.
Я последовала за ней.
— Поворачиваем направо…
— Да.
Было совсем темно. Вокруг никого.
— Где лифт?
— Напротив.
— Отлично.
Мы подошли к предполагаемой двери лифта. Лифта, однако, там не было.
— Где кнопка?
— Не вижу…
(У Филлис глаукома. Внезапно оказавшись в темноте, она ничего не видела. Я тоже ничего не видела, потому что мой глаз был залит кровью.)
— Щупай… У меня свободна только одна рука.
В отчаянии мы ощупывали всю стену. Наконец…
— Вот она.
Зашли в лифт.
— Закрой дверцу.
Поехали вверх. Дверь открылась. Вниз, в холл, спускались люди.
— Какой номер?
— Четыреста тридцатый и четыреста тридцать первый.
— Доставай ключи.
— Вот они.
— Нет, ты — дура…
Мимо шли люди. Мы двинулись в конец коридора.
— Вот она, четыреста тридцатая.
Ключи были огромные. Бедная Филлис — она так силилась… О Боже!
Наконец-то дверь открылась.
— Ладно, все нормально. Закрой дверь, позвони и попроси, чтобы принесли лед. Лед, дура! Для глаза. Надо остановить кровотечение. Звони. По телефону. Я сниму свой пиджак и лягу в ванной на пол — он прохладный. Потом легко будет отмыть, если запачкаем кровью.
Я прошла в ванную — сняла брюки. Осталась в хлопчатобумажной блузке, нижней рубашке и туфлях. Сняла с вешалки банные полотенца — легла на пол и прижала полотенце к глазу. Льется кровь. Дверь открылась.
— Что это?
— Лед.
— Давай сюда и звони доктору.
— Куда?
— Как куда? Откуда мне знать? Ему домой — в его офис. Вызови Дэвида.
— Я здесь, мисс Хепберн.
— Послушай, Дэвид, сними туфли, носки и брюки, встань под душ и попытайся отжать кровь из тех тряпок, что я туда бросила. Просто сполосни в холодной воде и положи на коврик. А ты, Филлис, если не дозвонишься до него самого, звони в клинику. Может, там найдется какой-нибудь врач, который бы подсказал нам, что делать. Номера телефонов у меня в записной книжке — в кошельке.