Григорий Санников - Лирика
Затем его зачислили в городской районный штаб Политуправления войск внутренней охраны (1919–1920), где он был сначала начальником литератур-но-издательского подотдела, потом комиссаром московского сектора и — совсем недолго — председателем реввоентрибунала. Мой брат Никита со слов отца вспоминает, что ему дали на рассмотрение десять дел и велели по трем вынести высшую меру наказания. Самое тяжкое преступление — украденная красноармейцем буханка хлеба. Отец, просидев над этими делами всю ночь, наутро пришел и попросил отставки.
Он устроился работать в Наркомпрос членом центральной литературной коллегии и одним из редакторов журнала «Кузница». Потом служил заместителем заведующего Лито Наркомпроса, редактором московского отдела высшего военного редакционного совета республики, редактором издательства «Кузница», «Рабочего журнала» в Госиздате.
Выступать в печати со стихами Санников начал с 1917 года. Первый сборник «Лирика» вышел в 1921 году в Москве. Затем последовали книги «Дни» (1921, Вятка, «Кузница») и «Под грузом» (1923, М., «Кузница»).
В начале 1920 года группа поэтов вышла из Пролеткульта и создала первое объединение пролетарских писателей «Кузница», в которое вошел и Санников.
В 1925 — 26 годах он был командирован в Закавказье и Персию в качестве корреспондента Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей и журнала «Заря Востока». Новые впечатления отразились в книге стихов «Молодое вино» (1927, М.-Л.,ГИЗ).
В 1926 году вместе с А. С. Новиковым-Прибоем Санников совершает путешествие по морям вокруг Европы и под влиянием этой поездки пишет цикл стихов, который выходит затем отдельной книгой «На память океану» (1928, Тбилиси).
В 1929 году он был командирован в Аравию. После возвращения вышла книга путевых очерков «Тропический рейс» (1931, М.-Л., ГИЗ). Позже увидели свет его поэмы «В гостях у египтян» (1933, М., Советская литература) и «Сказание о каучуке» (1934, М., ГИХЛ).
* * *Что послужило поводом для сближения Белого с Санниковым в конце 1920-х годов? Может быть, то, что жили они совсем рядом — в Долгом переулке в Москве. В последние годы жизни Белый часто бывал у нас дома. По словам отца, он нетерпеливо стучал в дверь своей палкой (необычной, с рукояткой в виде серебряной змеи с зелеными глазами-камнями; после смерти Белого Клавдия Николаевна Бугаева подарила палку отцу) и сразу же с порога начинал говорить, всегда увлеченно, взволнованно. Любопытна такая деталь: бывало, Белый по дороге к нам закуривал, отвернувшись от ветра, и продолжал идти, но уже в обратном направлении, погрузившись в свои мысли и забыв, куда шел вначале.
Сохранилось много писем, открыток, записок, посланных или переданных Белым Санникову из Москвы, Кучино, Детского Села, Коктебеля. У Белого были бытовые трудности, и за советом и помощью он часто обращался к отцу, что видно из его писем. (Именно эта часть исключена из отрывков, которые приводятся ниже.)
Порой бытовая неустроенность, безысходность положения прорывается в строках писем ощутимой болью. 17 июля 1931 года Белый свидетельствовал: «О сундуке уже не думаю: о Сельсовете тоже: пусть описывают имущество, которого вовсе нет, кроме шубы и зимней шапки; а денег платить не буду: по-след-ни-е гро-ши! И они нужны для устройства жизни: ибо на устройство в Детском уже затрачено (куплены дрова на зиму); пусть все пропадает прахом!
Даже из усталости делается весело: ведь справляю 30-летний „юбилей“ литер<атурной> деятельности!
Грустно мне, дорогой друг, смущать Вашу радость своими „скорбями“; но сегодня весь как-то разболелся и пал духом; простите за грустный тон письма. Ведь единственный смысл бытия — помочь нести бремя жизни любимому человеку, а не литература, не моя личная судьба (мне и жить осталось недолго). А вот — не умею помочь! Ну, — да буду держаться. Как-нибудь».
В упомянутом сундуке был архив Белого: «10 лет труда, материал, книги-уникумы» (из того же письма); его забрали при обыске на квартире Петра Николаевича и Клавдии Николаевны Васильевых, произведенном по делу о «Русском Антропософском Обществе»; сундук потом все-таки вернули, «но без ряда рукописей» (из следующего письма). От сельсовета Белый добивался прописки Клавдии Николаевны в Детском Селе.
Кстати, письмо Белого от 17 июля 1931 года начинается так: «Дорогой Григорий Александрович, узнал сегодня от Клавдии Александровны <сестры Г. А. Санникова> о радостном для Вас событии: у Вас родился сын; поздравьте от меня Вашу супругу; я все эти дни думал: как-то у Вас?» — это обо мне (я родился 11 июля под Ленинградом). И еще я знаю от отца, что Белый меня маленького сажал к себе на колени. А отец в стихотворении «Когда, запрокинув ручонки малые…» (1931) назовет меня, обращаясь к моей матери: «Вот он, твой крохотный деспот, / Корми его, подымай, воспитывай».
27 июля 1931 года Белый делился с Санниковым: «К<лавдия> Н<иколаевна> стала моей женой, а должна жить в комнате с бывшим мужем, ибо деваться некуда; нам троим трудно, и мы ждем, чтобы наконец разрешилось это трудное положение нашим уездом в Детское, а уехать К.Н. — нельзя; корень трудности в старушке матери <…> а пока живем как на вулкане, — четверо на пространстве 10 шагов, насильственно прикованные друг к другу до того момента, когда К.Н. будет разрешено ехать в Детское; видите, — как трудно: у каждого трудность разыгрывается по-своему; у меня — расширением сердца; у К.Н. безмерной усталостью; у Петра Ник<олаевича> страшной нервностью. А конца „делу“ не видать; и без разрешения К.Н. уехать можно месяцы просидеть в этом „психологическом аду“; и уже просто встает вопрос, будем ли живы.
Но уповаю еще, что мы уедем-таки в Детское, и помещение не провалится. Но, ох, как трудно!
Еще раз, дорогой друг, спасибо за добрые слова, и не забуду никогда Вашу добрую помощь; надеюсь, что младенец здоров, что Вам хорошо. Сердечный привет Елене Аветовне <жене Г. А. Санникова>. Остаюсь искренне любящий Борис Бугаев».
Отец как мог помогал разрешению этих трудностей.
Публикуемые записи Санникова о Белом — черновые и неоконченные. Думаю, что были они написаны вскоре после смерти Белого и, по-видимому, к печати в тот момент не предназначались, а позднее о публикации их уже нечего было и думать. Отец в конце жизни перепечатал (и то, как теперь выяснилось, не все) письма Белого и сделал очень небольшую выборку из коктебельских писем, вероятно надеясь, что ее можно будет опубликовать.
Первый отрывок, написанный к годовщине смерти Белого, адресован тому, кого отец называет «друг мой милый», «мой друг». Кто это? Поначалу я думал, что Борис Пильняк. В 1928 году они ездили вместе в Углич. Сохранилась их фотография и снимок дома в Угличе, а на обороте — рукой отца: «В лето 1928 г. в мезонине этого дома жил Борис Пильняк. Писал повесть о Лермонтове. Здесь же задумал „Красное дерево“». Стихотворение Санникова «Прощание с керосиновой лампой», которое первоначально называлось «Город Углич» (1928), было посвящено Борису Пильняку.
