Джером Джером - На сцене и за кулисами
Глава IV
За кулисами
Целых полчаса я провел в одиночестве на сцене. Все артисты непременно должны опаздывать — таков уж театральный этикет. Степень важности и уважения, которую надо оказывать тому или другому актеру, легко определить по времени, на которое он опаздывает на репетиции.
Актер, опаздывающий на двадцать минут (конечно, я не говорю об актрисах; известное дело, женщины всегда опаздывают, по крайней мере, на час) имеет не очень большое значение в труппе, но все-таки может быть полезен. Театральные же светила заставляют себя ждать целые полтора часа, а то и больше.
Но я не потерял даром времени и очень мило провел его, занимаясь осмотром театра и залезая всюду, куда только можно было залезть. По шаткой деревянной лестнице я взобрался в раек и оттуда посмотрел на сцену вниз с высоты пятидесяти футов. Тут я карабкался и бродил между лестницами, небольшими платформами, канатами, блоками, газовыми рожками, пивными кружками, то и дело натыкаясь в темноте на какой-нибудь предмет и поднимая целый столб пыли. Затем, по другой лестнице, ведущей еще куда-то наверх, и по очень узкой доске я перебрался на другую сторону сцены над целым лесом висящих декораций.
Вернувшись назад, я пробрался в отделение художника, где пишутся декорации. Это было не что иное, как длинный, узкий чердак на высоте сорока футов над сценой. С одной стороны его помещалось большущее полотно или, вернее, простыня, закрывающая всю боковую стену снизу доверху. Эта простыня — полотно, на котором художник уже начал писать декорацию, — была подвешена на блоках у самой крыши театра и могла спускаться или подниматься на какую угодно высоту, по желанию.
Не могу не объяснить вам устройство этой комнаты нагляднее. Возьмите самый большой и лучший женин сундук (улучите момент, когда ее не будет дома), оторвите совершенно верхнюю крышку и приставьте его к опущенной шторе, висящей на окне, так чтобы эта штора заменила верхнюю, оторванную крышку. Вот и все. Сундук будет изображать мастерскую художника, а штора — полотно.
Здесь была масса света и красок (последняя в ведрах). Длинный, большой стол, занимающий почти всю мастерскую, был завален кистями, кисточками и щетками. На полу валялась огромная палитра, простая мраморная доска величиною в шесть футов, и на ней кисть, обмокнутая в краску небесного цвета. Величина и форма кисти очень напоминала собою простой веник. Осмотрев все эти вещи, я покинул студию и спустился вниз. Немного ниже помещалась гардеробная. Здесь я ничего интересного не нашел. Теперь костюмы обыкновенно берутся напрокат у костюмеров, которые в огромном количестве ютятся около театров «Ковент-Гарден» и «Друри-Лейн». У них можно найти все что угодно.
Несколько лет тому назад театры еще шили собственные костюмы. Теперь этот обычай сохранился в некоторых старомодных провинциальных театрах, составляющих исключение из общего правила. Здесь же, в этой гардеробной, я нашел несколько пар широких панталон, штук шесть медных заржавленных шлемов, целую кучу сваленных в углу бутафорских сапог частью на правую, частью на левую ногу — каждому желающему их надеть предоставлялась полная свобода выбора, несколько штук жилетов красного и синего цвета с желтоватыми крапинками, вообще, всякого рода вещи, которые, якобы необходимы йоркширским жителям, являющимся в Лондон и желающим остаться незамеченными, как, например: длинный черный плащ; тут же был целый подбор костюмов, украшенных блестящей мишурой и другими блестками. Все эти вещи в данное время имели очень жалкий вид и представляли жалкие остатки прежнего величия.
Между сценой и двором помещалась большая комната, в которой я нашел столь разнообразную коллекцию всяких вещей и предметов, что принял ее за лавку, доходами которой субсидируется и поддерживается театр. Как бы то ни было, но здесь можно было найти только театральные принадлежности; вещи были исключительно бутафорские или, во всяком случае, необходимые для благолепия драм. Постараюсь перечислить все эти вещи, насколько я успел их запомнить. Здесь было изрядное количество жестяных кубков, выкрашенных внутри почти до краев черной краской, чтобы они со сцены казались наполненными какой-нибудь живительной влагой. Это те кружки, которые составляют необходимую принадлежность всех попоек, устраиваемых счастливыми крестьянами, или комической оргии какого-нибудь короля или принца. Как в тех, так и в других случаях для всех времен и столетий употребляются всегда одни и те же кружки. Благодаря этой доброй черте характера природы (театральной) и склонности ее к однообразию кажется, что всё и все на свете родственны друг другу. Например, те же кружки употребляют одинаково как эскимосы, так и готтентоты. Римский воин, казалось, никогда не знал других кружек для вина; без тех же кружек Французская революция лишилась бы своей главной характеристической черты. Кроме этих простых кружек были еще золотые и серебряные кубки, употребляемые только на парадных банкетах или для самоубийства людьми высшего сословия. Здесь же валялись пустые бутылки, стаканы, кувшины и графины. Приятно было отвлечь свой взор от этих необходимых атрибутов пьяных оргий и распущенности нравов и полюбоваться изящным сервизом на покрытом белой скатертью подносе, при одном взгляде на который живо представлялись все прелести семейной жизни. Здесь была полная домашняя обстановка — пара столов, кровать, шкаф для платья, софа, стулья, кажется, полдюжины, с высокими спинками, какие можно встретить в богатых старинных домах. Но дело в том, что эти стулья только издали казались такими, на самом же деле представляли самую грубую фальсификацию, потому что их спинки были сделаны из тяжелых досок, приклеенных и прибитых к обыкновенным легким, венским стульям. В результате же получалось, что они ежеминутно, вследствие своей крайней неустойчивости, падали при каждом прикосновении к ним, так что когда они появлялись на сцене, то главная обязанность актеров состояла в том, чтобы их постоянно поднимать и всячески стараться заставить стоять на месте.
Помню, как в день открытия театра один из наших актеров до того разошелся, что в забывчивости сел на один из этих стульев. Он только что сказал что-то очень смешное и с важностью опустился на стул, заложив одну ногу на другую, и облокотился на спинку в самой небрежной позе. Но не прошло и одной минуты, как он полетел навзничь, любезно предоставив публике в течение пяти минут любоваться его болтающимися в воздухе ногами.
Остальная театральная обстановка состояла из трона, обклеенного золотой и серебряной бумагой и разноцветным коленкором, из грозно топившегося камина, огонь которого должны были изображать накрашенные на коленкоре желтовато-красные языки, из зеркала или, вернее, серебряной бумаги, наклеенной на картон, вставленный в рамку, из связки тюремных ключей, боевых рукавиц, железных доспехов, винтовки, половой щетки, штыка, пик и ломов для выведенного из терпения, разъяренного простого народа, из глиняных трубок, деревянных мечей, театральных палашей (описывать их не стоит, так как они всем хорошо известны), из особенных, употребляемых только на сцене и нигде ни одним народом боевых секир, из подсвечников, одного или двух фунтов коротких свеч, из царской короны, усеянной бриллиантами и рубинами, каждый величиною с утиное яйцо, из колыбели — пустой и очень нарядной на вид, из ковров, чайников, гроба, котлов и горшков, из носилок, колясочки, из пучка моркови, из ручной тележки зеленщика, из знамени, из копий, свиного окорока и большой куклы, — одним словом, здесь можно было найти все, что необходимо для устройства пышного дворца или чердака, скотного двора или бранного поля.
