Сальвадор Дали - Дневник гения
3 июля
Как обычно через четверть часа после завтрака, я заложил за ухо цветок жасмина и пошел в туалет. Едва я уселся, кишечник начал работать, что происходило почти без запаха. Настолько, что душистая туалетная бумага и аромат жасмина преобладали. Это событие могло быть предварено блаженными и чрезвычайно приятными снами минувшей ночи, предвещавшими мне однородный, лишенный запаха стул. Сегодняшний стул был совершенным, ибо все соответствовало необходимым условиям. Я отношу это полностью за счет моего почти абсолютного аскетизма и с отвращением и почти ужасом вспоминаю о моем стуле во времена мадридских дебошей с Лоркой и Бюнюэлем, когда мне был двадцать один год. Это было неописуемо, ядовитый позор, 8лихорадочный, спастический, брызжущий, конвульсивный, инфернальный, дифирамбический, экзистенциальный, мучительный и кровавый; в сравнении с ним сегодняшняя ровность и душистость весь день заставляли меня думать о меде заботливой, суетящейся пчелы.
У меня была тетушка, которая приходила в ужас от всего вульгарного. Сама мысль о том, что она может испортить воздух, наполняла ее глаза слезами. Она готова была поклясться, что никогда в жизни не имела стула. Сейчас мне ее подвиг кажется не таким впечатляющим. На самом деле в периоды аскетизма и интенсивной духовной жизни я замечал, что оправляюсь совсем немного. Утверждение, часто встречающееся в старых текстах, о том, что у святых отшельников вообще не было экскрементов, кажется мне близким к истине, особенно если вспомнить мысль Филиппа Аврелия Теофаста Бомбастуса фон Гугенхайма[1], который говорил, что рот — это не рот, но желудок, и он становится им после длительного разжевывания без последующего проглатывания пищи; если выплюнуть ее, она все еще остается питающая. Отшельники жевали и выплевывали насекомых. Наивный религиозный вымысел, что они жили на небесах, которые дарили им свою эйфорию.
Необходимость проглатывать — я писал об этом в своих исследованиях о каннибализме[2] — меньше соответствует диетическому питанию, чем потребности эмоционального и морального порядка. Мы проглатываем пищу, чтобы максимально идентифицироваться с любыми. Таким же образом мы проглатываем Божественный ломоть, не прожевывая. Это объясняет антагонизм между прожевыванием и проглатыванием. Святой отшельник заботился о разделении этих двух актов. Чтобы посвятить себя такой "жвачной роли" на Земле, он старается кормиться, используя только свои челюсти, акт проглатывания остается, таким образом, уделом Господа Бога.
4 июля
Моя жизнь устроена, как заведенный механизм: все в ней строго согласовано. Как только я окончил работу, к моему дому подошли два посетителя с сопровождающей их группой людей. Один из них — L., барселонский издатель Дали, заявил, что он специально приехал из Аргентины; второй — Pla. Сначала меня посвятил в свои планы L.: он намерен издать в Аргентине четыре книги:
1. Фундаментальное исследование Рамона Гомеза де ла Серна, которому я обещал предоставить весьма любопытные материалы.
2. Мою "Рассекреченную "жизнь"[3], которую я писал в это время.
3. "Скрытые лики" Серна, которую он уже приобрел в Барселоне.
4. Несколько моих рисунков эзотерического характера с комментариями ла Серна.
L. просил меня дать иллюстрации. Я же решил наоборот: пусть он сам организует иллюстративное оформление книги, написанной мной.
Pla., приехав, сразу повторил то, что сказал при нашей последней встрече: " В конце концов усы поранят Вас" Между ним и L. началась перепалка. Чтобы прекратить ее, я сказал, что Pla. написал статью, которая своей проницательностью произвела на меня сильное впечатление. На что тот ответил: "Говорите мне такое почаще, и я напишу столько статей, сколько вам захочется"
"Напишите обо мне книгу Вы сделаете это лучше, чем кто бы то ни было"
"Хорошо Я напишу ее"
"А я ее издам — воскликнул L. — Да и Рамон уже почти закон чил очередную книгу о Дали".
"Но Рамон даже не знаком с Дали лично" — возразил раздраженно Pla.[4]
Неожиданно дом заполнился многочисленными друзьями Pla.
Их облик плохо поддается описанию. Однако их отличали две характерные детали: почти у всех были густые брови, и они производили впечатление гуляк, только что вывалившихся из кабака, где провели последние десять лет.
Провожая Pla., я сказал ему: "Когда-нибудь ваши усы проколот вас Необходимо срочно решить вопрос с публикацией пяти книг — либо моих, либо написанных обо мне Идея заключается в том, чтобы о моей личности вышло как можно больше публикаций, и везде нужно постоянно подчеркивать, что мои антиницщеанские усы устремлены к небесам подобно шпилям бургосского собора. Интерес к моей личности усилит интерес и к моему творчеству. Это более действенный способ непосредственно узнать о художнике чем получить о нем представление через его творчество. Меня, например, весьма привлекла бы возможность узнать все о Рафаэле-человеке.
5 июля
В этот день, когда поэт Лотен, от которого я получал многократные доказательства поклонения, подарил мне рог обожаемого мной носорога, я сказал Гала: "Этот рог будет охранять меня".
И это мое утверждение начинает обретать реальность. Работая над "Христом", я вдруг понял, что Его изображение составляется из носорожьих рогов. Словно одержимый, я начал писать каждую часть тела Христа так, как если бы это был рог носорога. Совершенен рог и совершенно и божественное тело Христа. Я был потрясен этим открытием и преклонил колена, дабы возблагодарить Господа, — и это вовсе не метафора. Нужно было видеть, как я, словно настоящий безумец, рухнул в мастерской на колени.
Художники на протяжении всей истории человеческой культуры мучительно пытались свести реальные формы к простейшим геометрическим фигурам. Леонардо всегда стремился воспроизвести форму яйца — самую совершенную согласно
Эвклиду. Энгр предпочитал форму шара, а Сезанн — кубы и цилиндры. И только Дали, благодаря своему изощренному уму, смог прийти к истине. Все поверхности человеческого тела имеют общую геометрическую форму; их можно свести к конусу совершенного носорожьего рога, вершина которого устремлена к земле или небесам.
6 июля
Изнурительная жара. На полную мощность включена музыка Баха. Кажется, голова вот-вот лопнет. Я преклонил колена, благодаря Всевышнего, — так хорошо продвигалась работа над "Вознесением". В сумерки подул южный ветер, горы вдали озарились сиянием. Гала вернулась с рыбной ловли и прислала горничную сказать, чтобы я обратил внимание на закат солнца, окрасивший море в аметистовые тона, перешедшие затем в багровые. Из окна я подал ей знак, что все вижу. Гала уселась на носу лодки, выкрашенной неаполитанской охрой. В этот день она показалась мне прекрасней, чем когда-либо. Рыбаки на берегу тоже смотрели на панораму пламенеющих гор. Я вновь обратился к Господу с благодарностью за красоту Гала, что сродни творениям Рафаэля.
