Исай Табачников - Григорий Сковорода
Впрочем, еще в досоветский период либеральная писательница Ал. Ефименко указывала на безрассудность таких представлений: «Философия его (Сковороды. — И. Т.) никогда не была философией самоотречения и скорби, но философией разума и счастья» (23, стр. 245). Сковорода не был мистиком, он был крайне далек от мистицизма, он «фигура редчайшей цельности» (23, стр. 252). Однако далее этой оценки Ал. Ефименко не пошла.
Сковорода восставал не против какого-то выдуманного Эрном «разлада мирового», «хаоса вселенского», а против «разлада» социального, против вопиющих социальных противоречий своего времени. Эрн и другие подобные писатели пытались протест демократа и просветителя против социальных порядков перенести на всю Вселенную вообще, мистифицировать его критику существующего строя.
Мировоззрению философа пессимизм был чужд, его идейные поиски не имели ничего общего с угрюмым взглядом на грядущее народа, он считал: «Кто грусть во утробе носит завсегда, тот лежит во гробе, не жил никогда» (16, стр. 56). Пессимизм и безнадежность — признак внутренней, интеллектуальной пустоты, нравственной бесперспективности. Уныние не может спасти ни людей, ни народ от их бедствий, мрачная безысходность — прямая дорога к несчастью, смерти. Нет, Сковорода страдал и радовался полнотой бытия, был великим жизнелюбцем, искал пути к счастью народа, к устранению пороков современного ему общества, в грядущее он смотрел открытыми глазами, верил в светлое будущее своего народа. Жизнь остановить нельзя, она неуклонно идет вперед.
Идейные поиски Сковороды привели его к своему решению вопроса, его оптимизм выражен в другой песне: миновал «мрак», «вихр», «шум мирского ветра», «прошли облака», «прошла тоска» и «кручина»; радостно он восклицал: «Прощай, о печаль! Прощай, прощай, зла утроба! Я на ноги встал, воскрес от гроба»; обращаясь к жизни, он писал: «Ты радуга, жизнь, вёдро[4] мне, свет, мир, олива» (16, стр. 30).
В чем же нашел выход для себя мятущийся гуманист и мыслитель? Только в защите народных интересов он видел смысл своей жизни: «А мой жребий с голяками» (16, стр. 43). Он мечтал о свободе для народа:
…мне вольность одна есть нравна
И беспечальный, препростый путь.
Се — моя мера в житии главна;
Весь окончится мой циркуль тут (16, стр. 18).
И все же, невзирая на то, что сквозь всю жизнь и все произведения Сковороды красной нитью проходит служение народу, «голякам», «беднячью», Багалей вопреки исторической правде говорит, что «у Сковороды не было вообще классовой идеологии» (17, стр. 38), что его идеология касалась «одинаково всех классов тогдашнего общества и даже всего человечества» (17, стр. 38), что она «была надклассовой или внеклассовой» (17, стр. 38). Такое мнение было на руку только буржуазным националистам.
Таким образом, уже в начале творческой деятельности, в период написания первого цикла «Сада божественных песней», мыслитель пришел к выводу о необходимости служения народу и встал на путь защиты «голяков».
После ухода от С. Тамары в 1759 г. Сковорода был приглашен Белгородским епископом Иоасафом Миткевичем в Харьковский коллегиум учителем по классу «пиитики».
Чуждый духу схоластики, новоназначенный преподаватель поэзии вел обучение сообразно со своими прогрессивными взглядами. Это вызвало у духовного «начальства» бурю возмущения и послужило причиной трехкратного его увольнения из коллегиума — в 1760, 1764 и в 1766 гг.
Особенностью Харьковского коллегиума были его состав и программа: в нем обучались выходцы из различных слоев населения, и в программе было много светских предметов. В 1765 г. для лиц дворянского происхождения были организованы добавочные классы с преподаванием французского и немецкого языков, математики и геометрии, инженерного искусства и артиллерии, геодезии, и вместе с этими предметами была введена и этика. На ведение этого последнего курса был приглашен Сковорода.
Один из друзей просил его пренебречь нанесенными обидами, принять должность наставника и преподавателя этики и уделить внимание его племяннику Михаилу Ивановичу Ковалинскому. Скрепя сердце Сковорода в последний раз возвратился в коллегиум. Чуткий воспитатель полюбил юношу и дружил с ним около трех десятков лет, вплоть до последних дней своей жизни.
Свой курс Сковорода назвал «Начальная дверь ко христианскому добронравию для молодого шляхества Харьковской губернии» и под этим же названием написал одно из первых своих философских произведений. Кроме того, в этот же период он написал две проповеди, явившиеся введением к его курсу «О христианском добронравии» (см. 15, стр. 3—13).
Но и на этот раз Сковорода недолго пробыл в Харьковском коллегиуме. В 1766 г. между ним и воинствующим мракобесом архиепископом Белгородским Порфирием Крайским произошел конфликт. Произведения Сковороды привлекли особое внимание церковного вельможи, ему нетрудно было понять их антиклерикальную сущность, отрицание автором всех церковных канонов и религиозной ортодоксии. Епископ увидел в них посягательство на церковную власть и на основные догмы христианского вероучения. Поэтому Сковорода в третий раз был уволен из коллегиума. Больше он туда не возвращался.
Итак, уже в ранних произведениях мыслитель ставил вопросы, которые стремился разрешить на протяжении всей своей жизни. В упомянутых двух проповедях он приходит к полному отрицанию Христа как исторической личности; с иронией он спрашивал: «Где он родился? От коих родителей? Сколко жил на свете? Как давно? Две ли уже тысячи лет или не будет?» (15, стр. 3); христианина он называет язычником и спрашивает: «Долго ль тебе лежать на земли? Будешь ли ты когда-нибудь человеком?» (15, стр. 4). Сковорода ищет человека не в христианском вероисповедании, — оно не отражает истинной сущности человека; не в фарисейских проповедях церковников, — они лживы и двулики, он ищет человека в духовном начале. Главное зло, которое привело человека к утере его человеческой сущности, — это забвение его духовной природы и беззаконие.
В ранних произведениях Сковорода занят не только поисками истинного человека, но ставит также главнейшие вопросы всей своей философской системы, которые затем были развернуты в его последующем творчестве.
Нельзя выяснить существенные вопросы биографии Сковороды и его идейных поисков, не обращаясь к его переписке с Ковалинским. Здесь о многом он говорит весьма откровенно.
В письмах 1765–1766 гг. Сковорода видит истинный источник жизни в труде (см. 16, стр. 218), бичует тунеядство и роскошь, подвергает критике сановников и самого царя: «Я презираю Крезов» (16, стр. 231); «что касается меня, то пусть другие заботятся о золоте, о почестях, о Сарданапаловских пирах и низких удовольствиях, пусть ищут они народного расположения, славы, благоволения вельмож; пусть получат они эти, как они думают, сокровища, — я им не завидую, лишь бы у меня были духовные богатства и тот хлеб духовный», без которых нельзя стать истинным человеком (16, стр. 413). И о царе он говорит: «Здоровый хлебороб счастливее больного царя. Нет, он лучше также и здорового царя» (16, стр. 236).
