Алексей Федоров - В небе - пикировщики !
И рассказал.
Еще при подходе к цели он получил с земли радиограмму: "Немедленно возвращайтесь, на объект не следуйте". Почему? Не знал тогда комэск, что на аэродроме наступили критические минуты: фашисты были уже совсем близко. Наша пехота и танкисты вели упорный бой на ближних подступах к дороге, ведущей к аэродрому. 9-й полк срочно отходил в Сувалки, и лишь небольшая оперативная группа оставалась на летном поле в ожидании возвращения эскадрильи Кривцова.
На размышления были отведены считанные минуты. "Нет, нельзя отменять атаку",- решил Кривцов. Военный завод фашистов совсем рядом - вот уже отчетливо видны его очертания. Не для того столько летели, чтобы вернуться обратно с бомбовым запасом.
Вторая радиограмма пришла уже после того, как сосредоточенный бомбовой удар был нанесен. Она называла новую посадочную площадку: Сувалки.
А почему молчал стрелок-радист "шестерки" Е. Евстафьев? Оказывается, он перекрутил на большой высоте кислородный шланг. Доступ кислорода прекратился, и сержант потерял сознание... Хорошо, что члены экипажа быстро пришли ему на выручку.
Выслушав внимательно доклады командиров экипажей, комэск сказал:
- Начало есть. Трудными кажутся только первые вылеты, пока тебя не обстреляли, а дальше уже не так страшен черт, как его малюют!
Летчики расположились на короткий отдых, а у машин хлопотали авиационные механики и вооруженцы. Они заправляли самолеты горючим, подвешивали бомбы, проверяли пулеметы. Пятая эскадрилья 9-го полка готовилась к новому вылету...
На третий день войны Кривцов вместе со своими боевыми товарищами взял курс к вражескому аэродрому. Разведка донесла - там скопилось до сорока фашистских самолетов.
Далеко позади осталась линия фронта. Уже отчетливо были видны очертания летного поля, аэродромные сооружения. Да, так и есть - разведчики не ошиблись. Вот они, вражеские машины с черной свастикой - выстроились, словно на параде. С ходу девятка СБ сбросила по центру аэродрома фугасные и зажигательные бомбы, фашисты, застигнутые врасплох, опомнились только тогда, когда возникли пожары. Фотопленка зафиксировала прямые попадания в немецкие самолеты и в склад боеприпасов.
Успешно отбомбившись, девятка СБ взяла курс на свой аэродром. И тут показались двадцать восемь "мессеров". Силы были явно неравные, но в строю бомбардировщиков никто не дрогнул.
Первым принял на себя атаку экипаж комсомольца лейтенанта Магорилла - он замыкал девятку. Четыре истребителя Ме-109 ринулись на него, стремясь отбить от строя. Завязался ожесточенный воздушный бой. Стрелок-радист комсомолец старший сержант К. Кочетков яростно отбивал атаки фашистских стервятников.
Нервы были напряжены до предела. Только бы близко не подпустить "мессера". Иначе...
Вот одному из истребителей удалось совсем близко подойти к бомбардировщику. Уже видно лицо фашистского пилота. Но длинная пулеметная очередь прошила вражеский самолет. Объятый пламенем "мессер" рухнул на землю. А другие продолжают атаковать. Как назло, у стрелка-радиста иссяк запас патронов в люковом пулемете. Иссяк в тот самый момент, когда второй истребитель зашел под хвост. Кочетков дал две очереди из турельного пулемета через стабилизатор своего бомбардировщика. Ме-109 с разворотом выскочил из-под хвоста СБ, готовясь к следующей атаке, но в этот момент был сражен меткими очередями Кочеткова и штурмана лейтенанта Лукашова.
На секунду-другую атака захлебнулась. Но еще один стервятник, несмотря на сильный огонь других экипажей группы Кривцова, зашел в хвост самолета Магорилла. Захлебнулся люковый пулемет стрелка: кончились патроны. Кочетков по переговорному устройству передал командиру экипажа:
- Переходите на бреющий. Не давайте "мессерам" заходить снизу, а сверху я их достану!
И еще один истребитель, оставляя черный шлейф, стремительно пошел к земле... У четвертого, очевидно пробило гидросистему шасси - колеса вывалились наружу. Поняв, чем может кончиться дело, он быстро скрылся Двадцать семь минут продолжался этот неравный бой. Вся девятка СБ вернулась на свой аэродром. Многие из них насчитывали до шестидесяти пробоин. Кривцов подошел к израненной машине Магорилла и крепко, по-отцовски обнял и расцеловал командира экипажа, Кочеткова и Лукашова.
- Да ты, друг, никак без одного уха остался,- сказал он стрелку-радисту.
- Неужели?
В пылу боя Кочетков и не заметил, как пулей раздробило ему правую часть шлемофона. Только сейчас он увидел рваные следы пуль и на комбинезоне.
- В сорочке родился,- улыбнулся комэск.- Как это в песне поется? Смелого пуля боится, смелого штык не берет...
Шестьдесят семь пробоин оказалось в машине Магорилла. Весь полк побывал на ее стоянке, отдавая дань уважения героическому комсомольскому экипажу...
На следующий день машина лейтенанта Магорилла снова была в воздухе. И снова отличился Кочетков. Меткой пулеметной очередью он уничтожил еще два фашистских самолета. Вечером в полк пришла радостная весть: за мужество и отвагу, проявленные в боях, комсомолец Кочетков награжден орденом боевого Красного Знамени. Все бросились поздравлять стрелка-радиста, а он стоял растерянный, не зная, что сказать.
Забегая вперед, скажу: воспитанник Михаила Кравцова- стрелок-радист Кочетков участвовал в 125 боевых вылетах. Сорок три раза отбивал он атаки вражеских самолетов. На его счету было пятнадцать сбитых немецких самолетов!
В одном из воздушных боев машину Кривцова сильно подбили, но он каким-то чудом сумел спасти жизнь экипажу и посадить самолет без шасси на болото. На другой день Кривцов уже летал на резервной машине и штурмовал немецкую автоколонну. И снова вражеский снаряд угодил в его самолет. Когда он совершил посадку, фашисты были всего в пяти километрах от нашего аэродрома. Члены экипажа не растерялись. Они подожгли самолет, цистерны с бензином, а сами стали пробираться через лес к своим. Шли в изодранных, обгоревших гимнастерках, измученные голодом и бессонницей. Встретили их настороженно кто, мол, такие, почему задержались? Документы были не у всех. Кривцов предъявил партийный билет - он всегда был с ним, назвал имена своих боевых друзей по экипажу. Это убедило. Авиаторов накормили, выдали обмундирование, а через день они выехали в Москву на переформирование.
Михаил Антонович часто болел во время войны, но ни разу не покидал строя. В конце 1941 года у него открылся очаговый туберкулез. Его направили в тыловой госпиталь, но он не поехал, перенес эту тяжелую болезнь на ногах. Вот что он писал жене и дочери: "...Я получил вчера ваше письмо. Большое спасибо. В свою очередь послал вам фотоснимки. Они дадут кое-какое представление о нашей жизни. Был у меня небольшой туберкулезный очаг в правой верхушке легких. Теперь уже все рассосалось и зарубцевалось. Чувствую себя бхорошо. Поздравляю вас с наступающим Новым годом. Желаю здоровья, счастья, успехов... Можете быть уверены, я сделаю все, чтобы быстрее разгромить проклятого врага, чтобы вновь все жили весело и радостно. Тебе, Стеллочка, не будет стыдно за своего папу. Учись хорошо, слушай маму, она хорошая. Ваш Михаил".
