Михаил Одинцов - Преодоление
Если говорят, что танцевать надо от печки, то биография Сохатого-летчика началась вот с этого первого, памятного ему на всю жизнь ознакомительного полета, который подобен первому шагу ребенка. Только малыши не сохраняют в памяти родительскую радость, свой страх и свою гордость за этот первый шаг, а летчики запоминают его навсегда.
Ивану повезло. Его первый полет совпал с чудесным весенним днем. Он увидел ясное небо, яркое солнце, расцветающую в преддверии лета землю. В этот день он приобщился к миру крылатых. Пусть несамостоятельно, но летал. Время начало отсчитывать его летные часы…
Самостоятельный вылет Сохатого пришелся на середину лета и по времени совпал с провокацией японских войск на нашей дальневосточной границе у озера Хасан. "Зачем и для чего я летаю? ― снова и снова спрашивал себя Иван. ― Ради спортивного увлечения или это будет моя профессия на всю жизнь?"
Думая о будущем, он часто возвращался к IX съезду ВЛКСМ, на котором по поручению ЦК ВКП (б) выступил нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов. Его слова: "Кто будет обслуживать наши Воздушные Силы в качестве летчиков, бортмехаников, в качестве инженеров, работников аэродрома, ― от этого в значительной мере будет зависеть и рост, и успехи нашего Красного Воздушного Флота…" ― во многом определили место Сохатого в жизни.
Шло время…
Теперь он уже сам делал то, что показывал ему инструктор в первом полете. Выполняя задание, Иван чувствовал, что У-2 становится все более послушным его рукам и мыслям. От полета к полету росло умение, но что бы он ни делал на самолете, на земле или в воздухе, всегда помнил слова инструктора: "С самолетом всегда обращайся на "вы", и он тебя не подведет". Ох, сколько соблазнов было в воздухе, первые успехи кружили голову, казалось, что все уже по силам. Но инструктор знал за молодыми это свойство и терпеливо приучал к дисциплине.
Наконец Иван получил пилотское свидетельство Осоавиахима и подал рапорт с просьбой направить его в школу военных летчиков. Но прежде чем решиться на такой шаг, ему пришлось заново мысленно прожить учлетское лето, перепроверить себя.
Вспомнил парашютные прыжки в начале полетов и гибель Кравцовой, не сумевшей раскрыть купол. Он видел, как Лариса вышла на крыло У-2 и шагнула с него в пропасть. Через три-четыре секунды курсанты заволновались: парашют Кравцова не раскрывала, а к ним сверху дошел голос девушки ― она обругала вытяжное кольцо, не вытаскивающееся из кармашка, а потом, осознав надвигающуюся беду, потеряла над собой контроль…
Руководитель прыжков кричал в мегафон:
― Кравцова, открывай запасной парашют! Запасный!!
Но в ответ из-под солнца все громче неслось страшно вращающееся в штопоре:
― А-и-а-и!!!
Этот вопль уже невозможно было перекричать.
Их, курсантов, не успели перехватить, и они умудрились раньше санитарной машины прибежать к месту падения. Лариса лежала на боку в объятии двух парашютов, шлем соскочил с головы, темные волосы рассыпались по зеленой, еще влажной от росы траве…
Подъехал командир отряда и крикнул на них:
― Кто вас сюда просил?! ― а потом, подумав немного, уже тише сказал: Раз уж здесь, то смотрите… Видите? Рука вместе с кольцом держит и лямку подвесной системы. Конечно, так парашют в действие привести нельзя. А воли у Кравцовой не хватило, чтобы разжать руку и перенести ее на запасный. Беда, так уж беда… Прыжки на сегодня вам отменяются. Идите на свое место.
Они не успели опомниться и отойти от санитарной машины, в которую укладывали тело Ларисы, как командир, надев на себя парашюты Кравцовой, встал на подножку полуторки:
― Давай к самолету, ― скомандовал шоферу, ― сейчас я вам покажу, что в парашютах все исправно и они безотказны.
И прыгнул, открыв сначала основной парашют, а потом и другой.
* * *Прошли десятки лет, но Сохатый не может до сих пор избавиться от чувства тревоги за то свое далекое прошлое, когда решалась его судьба. Ведь мог он ошибиться? И неизвестно, как бы сложилась его жизнь, выбери тогда Иван другую профессию.
Той осенью начальник цеха от имени дирекции фабрики предложил ему поехать на курсы мастеров в Ленинград: пилотское удостоверение, выданное аэроклубом, всерьез на фабрике не принималось.
Бодров же, наоборот, настойчиво убеждал: такие, как Сохатый, нужны военной авиации.
Победило небо!
…Сохатый вспомнил себя на мандатной комиссии в военной школе пилотов и вновь услышал вопрос председателя:
― Так что же ты хочешь, Иван Сохатый?
― Хочу быть летчиком-истребителем.
― Все хотят быть истребителями. А кто бомбы на врага бросать будет? Кто на самолетах-разведчиках летать?
― У меня же рекомендация в истребительную авиацию.
― Аттестован ты действительно в истребительную, но истребительный отряд уже укомплектован. Посмотри в окно! Видишь, стоят Р-5 самолеты-разведчики. Вот тебе и конь, и меч, и огонь. Только справишься ли? Уж больно ты щуплый да худой… Согласен или нет?
Снова надо было решать. Решать быстро и самому. Представлялась возможность летать, а это для него было самым главным.
И выбор был сделан!
Сев за штурвал самолета, преодолев в себе заложенную извечно в человеке боязнь неизвестного, Иван постепенно пришел к убеждению, что нет ничего прекраснее полета, хотя никогда полет вчерашний не бывает похож на полет сегодняшний. В постоянной новизне летного дела, в непрерывном противоборстве с небом и скоростью он всякий раз испытывал новую радость уменья, в котором знания и навыки, слившись воедино, давали ему жизненную силу и смелость.
Птица летает от природы ― это ее естественное состояние, такое же, как для человека ходьба. Воздух ― ее стихия. Но у Сохатого никто не отбирал землю, а жить без полетов он уже не мог.
Летая многие годы, Сохатый бесконечное число раз убеждался, что каждый полет ― это творчество, где слиты воедино желание и долг, эмоции и мысль, расчет и риск, дерзость и уверенность, скорость и спокойствие. Это ощущение полной слитности с машиной, послушной каждому его жесту, всегда вызывает у Ивана непередаваемое чувство радостной уверенности, создает атмосферу праздника.
Человек, не побывавший в полете, не сможет ощутить в полной мере богатство жизни, не сможет даже представить себе, сколько оттенков имеют цвета воды и неба, зелень лесов и полей, белизна снега и облаков, густые багрово-оранжевые краски утренних и вечерних зорь, осязаемая материальность сумерек и хрупкая прозрачность рассветов.
Но всякий полет, даже самый простой, не прогулка, а сражение с природой и с самим собой. Полет всегда несет в себе скрытый постоянный риск первооткрывания, потому что он поднимает человека в чуждую ему стихию небо. В наслаждении небом, в борьбе с небом, в стремлении понять его летчики быстро становятся мудрыми.
