Игорь Домарадский - Перевёртыш
Волна антисемитизма прокатилась по всей противочумной системе, в частности она накрыла и Ростовский противочумный институт, в котором мне в последующем пришлось работать. В числе других, её жертвой там стал заместитель директора профессор И. С. Тинкер, много сделавший для ликвидации чумы в Северно-Западном Прикаспии и принимавший непосредственное участие в разработке Б. Я. Эльбертом и Н. А.Гайским живой туляремийной вакцины. Недавно прекрасный очерк о Тинкере написан его сыном, тоже профессором [Занимательные очерки о деятельности и деятелях противочумной системы России и Советского Союза". Научный редактор и составитель М. И. Леви. Информатика. М.1994).]. Как указывает автор, от Тинкера отвернулись тогда многие из его сослуживцев, а когда он в поисках работы записался на прием к Жукову-Вережникову, хорошо знавшему Тинкера по противочумной системе и ставшему Заместителем министра Здравоохранения, то тот не принял его.
Моя работа над докторской особого восторга в Институте не вызывала, так как требования к таким диссертациям тогда предъявляли очень большие. Многие, очень солидные и эрудированные специалисты-чумологи, не могли их написать, а меня считали слишком молодым и нахальным. В связи с этим я не могу не упомянуть об академике А. Е. Браунштейне. Чем уж я ему приглянулся, сказать не могу, но когда я работал у него в лаборатории (осваивал бумажную хроматографию), он заслушал результаты моей работы на своем семинаре и одобрил её. После этого защита уже не составляла особой проблемы, хотя из-за моего шефа, с которым давно уже у меня были натянутые отношения, защита задержалась на целый год и состоялась только в 1956 году. Меньше чем через год я был утвержден ВАК'ом и стал доктором медицинских наук. Забыл сказать, что один из моих оппонентов заставил меня вставить в диссертацию полтора листа разной чепухи, касающейся учения Лысенко. После утверждения, меня сделали начальником отдела биохимии и биофизики.
Бесконечные ссоры привели, наконец, к тому, что еще в 1954 году я порвал отношения со своей женой, которая, ничего не сказав мне, отвезла нашу годовалую дочь к своим родителям в Кирсанов. Не берусь утверждать, что правда была на моей стороне. Слишком много с тех пор утекло воды и бессмысленно ворошить старое. Скажу лишь одно, что тогда у меня появилось большое и, как мне казалось, искреннее увлечение другой женщиной, длившееся несколько лет. Роман оборвался по моей инициативе и поэтому чувство вины перед этой дамой меня не оставляет даже сейчас.
Разрыв с женой чуть не отразился на моей карьере (долгое время меня таскали в райком КПСС, в буквальном смысле слова стучали кулаками по столу, заставляя вернуться назад и "грозя страшными карами").
Защита докторской диссертации, тогда во многом сенсационная, изменила всю мою жизнь. Случайно оказавшись в Москве (меня послали добывать реактивы), я получил предложение стать директором Иркутского противочумного института Сибири и Дальнего Востока, Предложение оказалось совершенно неожиданным, поскольку об административной карьере я никогда не мечтал и даже не думал о ней. Посоветовавшись по телефону с мамой, я дал согласие. Вернувшись в Саратов, я рассказал об этом директору института Д. Г. Савостину и его заместителю Г. Н. Ленской. Зная меня достаточно хорошо, они тут же заявили, что я сошёл с ума, а Ленская добавила, что в перспективе мне грозит тюрьма или в лучшем случае "провал со всеми вытекающими последствиями". У меня и у самого появились сомнения в целесообразности такого перелома в жизни, о чём я написал в Минздрав тогдашнему начальнику Отдела особо опасных инфекций Б. Н. Пастухову. [Пастухову посвящен рассказ М. И. Леви (см. примечание на стр.27).] Письмо начиналось словами: "Я прекрасно понимаю, что поступил опрометчиво, поспешив дать согласие на перевод в Иркутск на должность директора противочумного института. Но мне кажется, что лучше исправить ошибку сейчас, пока я не принял еще дел". Однако на письме появилась резолюция: "После налаживания работы института Вам будет предоставлена возможность перевода только на научно-исследовательскую работу через 1–2 года". Вслед за этим последовал приказ Министра и мне ничего не оставалось, как подчиниться. Передав свой отдел Е. Э Бахрах, 15 мая 1957 года я отбыл в Иркутск В это время мне пошёл 33 год.
Для передачи дел со мной в Иркутск приехала комиссия в составе профессоров В. М. Туманского и В. Н. Федорова, который всегда ко мне благоволил, и старейшего сотрудника Института "Микроб" М. Г. Лохова. Добирались мы поездом почти пять суток, но скучно нам не было!
Начало пути
Мы детски веровали в счастье.
В науку, в правду и людей,
И смело всякое ненастье
Встречали грудью мы своей.
(С. Надсон)
Противочумный институт в Иркутске был основан в 1934 году А. М Скородумовым (род. в 1988 году), память о котором сотрудники института бережно хранят до сих пор. Судьба его, как и многих других сотрудников противочумной системы, сложилась трагично. В 1937 году он был арестован и погиб в застенках НКВД.
С 1939 года до смерти заместителем директора в институте работал Н. А. Гайский (1984–1947), успешно завершивший в нем, начатые еще до войны совместно с Б. Я. Эльбертом, опыты по получению живой туляремийной вакцины, которая помогла свести к минимуму заболеваемость туляремией людей в нашей стране. Н. А. Гайский похоронен во дворе института. Подобно А. М. Скородумову, Н. А. Гайский как заведующий противочумной лабораторией в селе Фурманово Уральской области был репрессирован. В 1930 году его признали виновным в преступлениях, предусмотренных тс. 58–11 УК РСФСФ, и приговорили к 5 годам лагерей. "Мотая" срок, Н. А. Гайский работал в качестве бактериолога в какой-то военной лаборатории.
Иркутский институт обслуживал огромную территорию, от Алтая до Сахалина, вполне оправдывая свое название "института Сибири и Дальнего Востока". Подобно другим противочумным институтам Советского Союза, он располагал сетью противочумных станций и отделений при станциях, расположенных в самых "горячих" точках. Наиболее значимыми из них были противочумные учреждения в Забайкалье, где вспышки чумы, известные со второй половины прошлого века, продолжались до 1930 года. Кстати, именно там, во время крупнейшей эпидемии легочной чумы в 1910–1911 годах, академик Д. К. Заболотный доказал роль тарбагана как одного из основных хранителя возбудителя чумы в природе, и хотя ко времени моего приезда в Иркутске тарбагана почти полностью истребили, а культуры чумного микроба не выделялись уже около десяти лет, этому очагу по-прежнему уделялось большое внимание. Небезынтересно, что основным методом борьбы с тарбаганом долгое время служила "затравка" его нор (бутанов) хлорпикрином.
