Борис Никитин - Чайковский. Старое и новое
Началась борьба за жизнь Петра Ильича. До 22 октября У его постели почти непрерывно дежурил врач В. Б. Бертенсон. Утром 22 октября его, совершенно выбившегося из сил, сменил доктор Н. Н. Мамонов. В три часа дня Мамонова сменил врач А. Л. Зандер. Ежедневно приезжал и Лев Бернардович Бертенсон. Из медицинского персонала в квартире постоянно находился также фельдшер. Кроме того, рядом были Модест Ильич, Владимир Львович Давыдов, слуга Петра Ильича Алексей Софронов, слуга Модеста Ильича Назар Литров. Сюда приехал брат Петра Ильича Николай Ильич, племянники Литке. В последний день болезни приехали певец Н. Н. Фигнер, виолончелист Бзуль и друг В. Л. Давыдова Буксгевден. Таким образом, весь ход болезни Петра Ильича н, Яблюдали четыре врача, фельдшер и еще семь — десять самых близких Чайковскому людей, не считая многих, кто в эти дни приходил справляться о его здоровье. Это обстоятельство не следует забывать во всех дальнейших рассуждениях о том, что происходило после смерти Чайковского.
Петр Ильич скончался в три часа утра 25 октября.
Молва
26 октября о смерти Чайковского успели сообщить только отдельные газеты ("Петербургская газета" и "Петербургский листок"), но печальная весть мгновенно облетала весь город.
Смерть была неожиданной. В Петербурге никто не хотел верить, что Чайковский стал жертвой холеры, когда эпидемия уже значительно ослабла. Поверить в это действительно было трудно. В день его смерти во всем огромном городе на учете состояло всего шестьдесят восемь больных холерой, из которых умерли восемь человек. На частной квартире умер только один — Чайковский30.
По городу поползли слухи, что Петр Ильич умер не от холеры, а покончил с собой, приняв смертельный яд. Причины возникновения таких слухов состояли, разумеется, не только в самой неожиданности его смерти и неверии в возможность заболевания холерой человека, жившего в прекрасных условиях. Этим слухам способствовали не совсем обычные для случая смерти от холеры явления.
С утра 25 октября около дома на Малой Морской, где умер Петр Ильич, стали собираться люди в ожидании, когда будет открыт доступ в квартиру для прощания с покойным. Тело Чайковского в черном костюме было положено на невысокий глазетный катафалк и почти до плеч закрыто парчой. Лицо было открыто. Никаких страданий от страшной болезни на нем уже не было заметно. Казалось, что Петр Ильич просто уснул крепким сном, и только пергаментная желтизна кожи выдавала страшную истину. Согласно газетам публика была допущена в квартиру в два часа дня. Народу было много. Доступ на панихиды был свободным, и вообще поток людей, проходящих мимо катафалка, был весь день непрерывным. Это вызвало у многих недоумение. Н. А. Римский-Корсаков в своих воспоминаниях об этих скорбных днях писал с удивлением, что, несмотря на смерть от холеры, доступ для прощания с Чайковским был совершенно свободен, а виолончелист Вержбилович даже целовал покойного. 26 октября в "Петербургской газете", а 27 октября в "Биржевых ведомостях" были помещены довольно странные для привыкшей к холерным строгостям публики объяснения: "Ввиду того, что Петр Ильич скончался не от холеры (холера была прекращена еще в пятницу), а от заражения крови, и о заразе поэтому не может быть и речи, гроб его оставался открытым некоторое время". Газета "Сын отечества" 26 октября, сообщив примерно в тех же словах об отсутствии опасности инфекции, и вовсе уверила своих читателей, что "гроб будет открыт, пока будет возможно".
Все это только подогревало слухи. Правда, поздно вечером, вероятно, около десяти часов, 25 октября тело Чайковского было положено в гроб. Предварительно его обернули простыней, пропитанной раствором сулемы. Внутренний гроб был металлическим. Его закрыли крышкой и запаяли. Верхняя деревянная крышка была тотчас же плотно завинчена. Однако целый день свободного прощания внес свою лепту в укрепление молвы, которой еще больше способствовали противоречия в объяснениях течения болезни и причин смерти Чайковского. 27 октября, т. е. через два дня после кончины Петра Ильича, в газете "Новое время" можно было прочитать следующее:
"Болезнь П. И. Чайковского
Разноречие сведений, появившихся в печати о болезни и смерти покойного П. И. Чайковского, заставили нас обратиться к доктору Л. Б. Бертенсону, который руководил лечением покойного композитора".
Далее в этой статье Лев Бернардович описал весь ход болезни, начав с того, что, приехав на квартиру М. И. Чайковского около десяти часов вечера, он застал больного в состоянии так называемого альгидного периода холеры. Перечисляя подробности развития и исхода болезни, Лев Бернардович, видимо, был сильно взволнован, и из его рассказа получилось, что Петр Ильич умер в ночь с субботы на воскресенье, а не в понедельник, как было на самом деле. Это обстоятельное объяснение не смогло убедить взволнованную публику, и 28 октября "Новое время" по просьбе Льва Бернардовича поместило его протест против ссылок на его мнения и отзывы, которые публикуются в различных газетах в искаженном виде. Однако если и не пресса, то устная молва продолжала нести различные версии о самоубийстве. Тогда 1 ноября в "Новом времени" опубликовал более подробную статью Модест Ильич Чайковский. Она начиналась следующими словами: "В добавление к краткому, но совершенно точному рассказу Л. Б. Бертенсона о последних днях жизни моего брата я считаю нужным в устранение всяких разноречивых толков передать вам для оглашения возможно полный рассказ всего того, чему я был свидетелем".
Модест Ильич, что можно считать вполне естественным, в некоторых деталях разошелся с "совершенно точным" рассказом Льва Бернардовича. Но не по этой причине, а вследствие многих других противоречий, о которых частично уже упоминалось, его длинное письмо в редакцию тоже не погасило слухи. Упоминание в этом письме о фатальном стакане сырой воды, выпитом Чайковским за обедом 21 октября, не очень-то объясняло тот факт, что Лев Бернардович через девять — десять часов после глотка воды из этого стакана нашел у Чайковского альгидный период холеры. Во всяком случае, это показалось подозрительным. В самом деле, задавали себе вопрос усомнившиеся люди, зачем Модест Ильич так подчеркнул фатальное значение этого стакана сырой воды? Ведь Петр Ильич уже с утра чувствовал себя неважно. Следовательно, болезнь уже развивалась. Можно, конечно, допустить, что утром или ночью у него началось обычное расстройство желудка, а холеры еще не было, как в этом случае выглядело бы дело? Если он, выпив за обедом сырой воды, ввел себе в организм холерный вибрион, то как же к десяти часам вечера холера уже достигла альгидного периода, что утверждает Лев Бернардович? Даже если принять во внимание, что Чайковский пил еще горькую воду Гуниади, которая способствует активному размножению холерных бактерий, времени для развития холеры до альгидного периода было недостаточно.
