Хенрик Хинц - Гуго Коллонтай
С целью более полной характеристики философии Коллонтая представляется необходимым охарактеризовать развитую им «общую картину наук» хотя бы уже потому, что она показывает взгляды Коллонтая по вопросу о связи философии и конкретных наук. Более того, общие взгляды на науку сами по себе были необычайно важной частью просветительского мировоззрения, ведь это был век «Энциклопедии», великого толкового словаря наук, который являлся чем-то вроде философской суммы той эпохи. Наука должна была быть вознесена на пьедестал вместо отброшенного бесповоротно «болвана схоластики», фанатизма и предрассудков. Сама наука, а также просвещение стали предметом философской рефлексии и вошли в ряд ценностей, вокруг которых разгорались основные умственные контроверзы эпохи. Отсюда также и размышления Коллонтая о сущности и генезисе науки, ее функциях и общественном значении стали одной из основополагающих частей его философии.
Наука и общественная жизнь
Всем мыслителям — от Ф. Бэкона и Декарта — путь в борьбе со схоластикой освещала идея связи науки с жизнью, с практической борьбой человека, направленной на покорение стихийных сил природы и за справедливое устройство жизни. Эта идея в своем классическом виде имела мало общего с узко понимаемым прагматизмом. Являясь отражением классовых запросов развивающейся буржуазии, она органически сочеталась с совершенно новым пониманием места и призвания человека в мире, а также с революционным изменением критериев ценностей культуры. В общем с некоторым упрощением можно сказать: идея связи науки с жизнью вытекала из предпосылки, гласящей, что человек сам создает собственный мир, а наука является главным орудием его творческой активности.
В этом общем течении европейской культуры, соединившем в себе науку и философию, находит свое место и коллонтаевская теория науки и просвещения. Признание науки орудием универсального творчества человека, а не придатком теологии вдохновляло на поиски и решения, касающиеся генезиса науки как общественного явления.
Вот что писал по этому поводу сам Коллонтай: «Не само по себе любопытство человека было причиной создания астрономии… а… потребность. Разделение земли привело к открытию законов геометрии, богатства и торговля вызвали необходимость арифметики, строительство и передвижение тяжестей породили механику, раны и болезни заставили искать лечебные свойства трав и познать строение человеческого тела, что в конечном счете привело к возникновению ботаники, анатомии и лекарского искусства. Точно таким же образом перемены времен года, вместе с ними полевые работы и забота о запасах, необходимых для жизни, а также желание знать о прошедшем и будущем времени и стремление обеспечить себе уверенность в точном месте нахождения на просторах моря либо земли и другие подобные потребности были наиболее сильными стимулами, побудившими к открытию астрономии… само по себе любопытство не привело бы человека ни к чему, кроме удивления, если бы потребность не принудила его к поиску настоящей выгоды из этого, так удивляющего его порядка» (33, 426–427).
Таким образом, науки родились благодаря практическим потребностям и возникли в той очередности, которую диктовали эти потребности. Обобщенное научное знание понималось как продукт длительного развития частных наук, опирающихся на наблюдение и чувственный опыт. Только на этой основе стала возможной философия. Что касается теологии и ее различных систем, то она могла возникнуть только на почве философских домыслов; поэтому она тоже может пользоваться наукой, но сама не является наукой в свойственном этому термину значении.
Основная идея, выдвинутая Коллонтаем, касается связи между фактом возникновения науки и необходимостью удовлетворения материальных потребностей общества. Наиболее важными среди них являются пища, одежда, жилище и орудия труда (30, 44–48). Это они заставили человека решать конкретные, все более сложные познавательные проблемы, приведя в конечном счете к возникновению научного знания. Этот взгляд не был чем-то новым во времена Просвещения; он высказывался многими мыслителями как в Польше, так, например, и во Франции. Его высказывает Сташиц в «Человеческом роде» (89, 17), а также Я. Снядецкий в работах по астрономии.
Коллонтай сформулировал свою точку зрения по вопросу о генезисе науки, полемизируя с видным французским астрономом Жаном-Сильвеном Байли (1736–1793), автором «Истории древней астрономии». Байли доказывал, что астрономия обязана своим возникновением бескорыстному любопытству человека, в то же время он выдвинул программу построения астрономии как геометрико-дедуктивной науки, что было неприемлемо с точки зрения эмпиризма, который отстаивал Коллонтай, чьи взгляды на генезис науки уклонялись не столько в методологическую, сколько в мировоззренческую и философскую проблематику. Это наглядно показывает сопоставление точек зрения польского мыслителя и Ж. Д’Аламбера (1717–1783). Французский математик изложил свои взгляды по этому вопросу в известной вступительной статье к «Энциклопедии». И хотя Коллонтай очень высоко ценил это сочинение (оно находилось в его личной библиотеке с самого начала научной работы), однако по вопросу о происхождении науки он не пошел за взглядами Д’Аламбера.
Д’Аламбер доказывал, что все науки взяли свое начало от двух практических занятий — сельского хозяйства и медицины, которые создала «необходимость обеспечить наше собственное тело от страдания и разрушения» (37, 102). Но дальше он говорит, что «рассудок, приученный к размышлению и жаждущий извлечь из него какие-нибудь плоды, должен был тогда находить своего рода помощь в открытии свойств тел исключительно из любознательности, — открытии, область которого бесконечна» (там же, 105).
Принимая в принципе утилитаристскую концепцию генезиса науки, Д’Аламбер подчеркивает, однако, что со временем научная работа стала автономным занятием, мотивируемым бескорыстной умственной любознательностью. Уже физика, по его мнению, возникла и развилась, благодаря чистой любви к знанию.
Сегодня мы знаем, что развитие науки детерминировано материальными условиями общественного бытия, способом производства, существующим на данном уровне развития общества.
В просветительском споре о происхождении науки Коллонтай в противовес взглядам таких ученых, как Байли или Д’Аламбер, последовательно отстаивал утилитаристскую концепцию. Оказывается, его решительная последовательность по этому вопросу определялась ситуацией, сложившейся в польской науке во второй половине XVIII в. Речь идет о том, что главным препятствием на пути ее развития была обветшавшая схоластика. Признание автономной ценности неутилитарных факторов при решении вопроса о генезисе науки давало возможность реабилитации той точки зрения, которая выводила науку из провидения и из бескорыстного увлечения делом творца, что привело бы к опасным практическим последствиям для тогдашнего развития науки. Такая концепция способствовала бы утверждению понимания науки как придатка теологии и лишила бы ее настоящего достоинства и возможности влиять на общественную жизнь.
