Беата Ардеева - Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть I. Две жизни
Я была «очень умная» – помнила языки, грамматические правила и даже команды текстового редактора, но качалась, пыталась остановить трясущиеся руки и выглядела полной идиоткой. Не было никакой четкости во взгляде, а психологи еще год спустя выясняли, помню ли я таблицу умножения…
Мой взгляд был таким «неприлично рассеянным», что еще в течение следующих трех лет меня регулярно останавливала милиция-полиция для соответствующей проверки – и я каждый раз рассказывала свою душераздирающую историю, иногда уже и развлекаясь… Со временем я догадалась носить очки, а потом и носить с собой распечатанную историю болезни. Потом перестала, но, видимо, рано – все равно иногда останавливали, и прекратили это делать только лет семь спустя после аварии.
Лингвистические особенности реабилитационного периода…
Хочется отметить, что я многое забыла, но помнила не только иностранные языки, но и русский матерный тоже. И я никогда не слышала, чтобы пациенты его забывали, даже после тяжелых травм. Наоборот, некоторые после реанимации начинают говорить только матом… Да, потом все восстанавливается, но сначала им проще объясняться так.
Вообще, от языка зависит многое. Вот известная веселая статистика, опубликованная уже на тысяче форумов:
«При анализе второй мировой войны американские военные историки обнаружили очень интересный факт. А именно: при внезапном столкновении с силами японцев американцы, как правило, гораздо быстрее принимали решения и, как следствие, побеждали даже превосходящие силы противника. Исследовав данную закономерность, ученые пришли к выводу что средняя длина слова у американцев составляет 5,2 символа, тогда как у японцев 10,8, следовательно, на отдачу приказов уходит на 56 % меньше времени, что в коротком бою играет немаловажную роль. Ради «интереса» они проанализировали русскую речь и оказалось, что длина слова в русском языке составляет 7,2 символа на слово (в среднем), однако в критических ситуациях русскоязычный командный состав переходит на ненормативную лексику, и длина слова сокращается до 3,2 символов в слове. Это связано с тем, что некоторые словосочетания и даже фразы заменяются ОДНИМ словом. Для примера приводится фраза: «32-ой, приказываю немедленно уничтожить вражеский танк, ведущий огонь по нашим позициям». – «32-ой, е@ни по тому х@ю»»…
Я действительно была похожа на ребенка, которому надо учиться ходить и внятно говорить, но дети не умеют ругаться матом, не знают другие языки (хотя, это как повезет: я знаю одного «везучего» мальчика, который в свои пять лет и в силу необходимости общается на четырех языках), и им не мешают воспоминания не то что об успехе, любви и жизнерадостных путешествиях, а вообще никакие! Так что, конечно, я была не совсем похожа на ребенка, но, конечно, родственники относились ко мне именно как к ребенку.
Сейчас я уже умею ходить, но хорошо помню, как ужасалась на занятиях лечебной физкультурой (в течение двух лет), что мне необходимо думать, какую мышцу сейчас следует напрячь, чтобы нога оторвалась от земли и сделала шаг. А потом следующий. А потом следующий… И я все думала и думала – сами ноги почему-то не шагали…
Я очень хорошо запомнила момент, когда с иронией зафиксировала, что вижу дом и уже понимаю, что это дом, т. е. уже вижу четкие очертания. До этого все просто вертелось… Плюс ко всему я еще и поправилась килограмм на 30 за первые месяцы, проведенные, наконец, дома. Я выглядела чудовищно, но желудок однозначно помог мне отвлечься. Хотя, потом это привело к очередным экспериментам…
Другие Реальности
Это единственное, о чем я никогда не писала в дневниках – о своем восприятии действительности в самом начале восстановительного процесса. Хотя все началось еще раньше, в больнице.
Уже потом я читала множество историй людей, переживших кому и клиническую смерть – рассказы о том, как «все стало ясно», как «все перевернулось» и т. д. Я не видела ни длинного коридора, ни яркого света в его конце, ни ангелов или демонов, я не «пришла к Богу» после долгой реанимации, что часто становится итогом в похожих случаях. Я просто не помню этот месяц своей жизни, как если бы не помнила свой сон. Уже потом в постреанимационном отделении я не помнила еще один месяц в больнице, и это тоже можно назвать забытым сном – для меня, скорее, это было просто сном.
Я не знала, что лежу в больничной палате на кушетке и передвигаюсь исключительно на каталке, потому что в это время жила привычной жизнью. Я ездила с «Тату» по европейским странам, встречалась с журналистами и вообще просто продолжала привычную работу. Так, на одном из телешоу «Тату» выступали с одной из песен, и почему-то долго не появлялись в студии. Я нервничала в этой суматохе, искала солисток. Через полчаса ожиданий и поисков я предположила, что выступление отменили, и с волнением спрашивала об этом местных журналистов. «Отменили, отменили!», – ответили мне, и только после этого можно было успокоиться. Сейчас я понимаю, что эту новость об отмене шоу сообщила мне медсестра в постреанимационной палате института нейрохирургии в ответ на мои беспомощные попытки разобраться. Моя подруга даже помнит рассказ медсестры о тех моих переживаниях и вопросах.
Эти «реальности» можно сравнить со снами. Я не летала и не видела «шестикрылых чудовищ» – я жила в привычном мире и даже ходила на работу. И свою нынешнюю реальность я могу представлять или считать сном точно так же.
После палат и санаториев я смогла жить дома, где снова видела все иначе. Это не обязательно было ночью и во сне – я не всегда фиксировала, как выпадаю из этой реальности. Я легко попадала в прошлое и заново проживала некоторые дни. Я видела многие эпизоды того времени – причем не всегда со своей точки зрения. Иногда я переживала прошедшие дни, будучи другими участниками событий. Так я видела те же эпизоды их глазами – и так сразу становились понятными их логика и их поступки.
В каждой реальности были маленькие различия. Например, в одной из таких «реальностей»-снов я видела, как моя сестра огорчилась, потеряв свою куртку. Потом я с удивлением обнаружила эту куртку у себя дома и поняла, что «в моей-то реальности эта куртка есть». Я уже начала сочувствовать ее потере, когда опомнилась: «А, это же было в твоей реальности!». Я часто повторяла эту фразу.
Выбор реальности с помощью врачей
Реальностей было много, а я не могла толком разобраться ни в одной, даже в своей собственной. Ну, действительно, что после этого можно подумать?! Я склонялась к мысли, что «времени нет». Я и раньше понимала, что иногда времени не существует (например, мы видим длинные сны за несколько минут или время исчезает в моменты оргазма), но это стало последней каплей. Каждую ночь и каждый день я оказывалась в разных эпизодах своей жизни, иногда в жизнях своих знакомых… Интернета у меня тогда не было, соответственно, его развлечений или поддержки тоже. При этом я еще и успевала жить в нашем привычном мире и ходить к логопедам…
