Курт Пфёч - Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою
Молния сверкнула ближе. Блондин считал про себя: «Двадцать один, двадцать два…три…четыре…» — гроза была еще далеко, и донесся лишь приглушенный раскат грома.
— Если сейчас пройдет гроза средней силы, то вам придется толкать! — Дори сел на место водителя и повел машину вперед.
Снова сверкнула молния. Колонну на секунду осветило как днем. Лязг гусениц стал громче и смешался с раскатами грома. На ветровое стекло упали первые капли дождя.
— Что это за смешные танки, Эрнст?
— Не знаю, во всяком случае, они — не русские!
Дори чертыхнулся и наклонился вперед.
— Чертовы дворники! Кто-то из вас мог бы спокойно вылезти и протереть стекло, времени было достаточно. Но нет же, надо было жрать толстенные бутерброды, а я…
Снова сверкнула молния. Блондин увидел танки.
— Эрнст, ты видел их сейчас? Дори, что это за коробки?
— «Пантеры»! Новое секретное оружие. Должны быть настолько хорошие, что и гренадеров к ним не надо!
— А зачем же мы тогда едем с ними?
— Как статисты, Эрнст, праздные наблюдатели! — засмеялся Дори.
— Наблюдатели? — удивленно покачал головой Эрнст и защелкал языком.
— «Пантеры» сделают все сами. А мы будем только ликовать. А тебя, Эрнст, произведут в обер-ликователи!
Все замолчали.
— Танки должны были идти вперед первыми.
— Как обычно, — проворчал Эрнст, — когда тихо, то они прут вперед как сумасшедшие, а как только грохнет, так сразу же остаются позади с «повреждением гусениц».
По ветровому стеклу хлынули потоки воды.
— Льет, как во времена Ноя. Только он был в ковчеге, а мы — нет.
Эрнст намазал по второму бутерброду. Дори ел. Его щеки надулись, как у играющего на трубе. Блондин боролся с собой. Он бы съел еще, но подумал, что лучше отказаться.
— Больше не хочешь, Цыпленок?
— Да можно было бы еще, Эрнст, но мы за одну ночь сожрем весь доппаек на большой бой. А на завтрак будет лишь кусок хлеба с большим пальцем сверху.
Эрнст удивился настолько, что насаженный на его баварский нож большой кусок тушенки застыл в нескольких сантиметрах от широко открытого рта.
— Что ты сказал? Сожрать весь боевой доппаек, а утром только сухой хлеб? Бредишь или шутишь?
Мясо исчезло за его зубами. Диалект сменился подчеркнуто-поучительным литературным немецким:
— Вооо-первых, в бельевом мешке — еще пять банок тушенки. Вооо-вторых, бутылка водки для рабочих дней и две бутылки «Хеннеси» для праздника победы в Курске. В-третьих, у меня — еще один бельевой мешок. А он тоже полный, и в-четвертых: возьми сейчас свой хлеб или ты можешь, в-пятых…
Блондин рассмеялся, а Дори чуть не съехал с сиденья. Это — Эрнст, организаторский талант, гений, единственный в своем роде, непревзойденный и известный во всем батальоне. Если какому-нибудь среднеодаренному организатору удавалось раздобыть в какой-нибудь богом забытой деревне мешок картошки и, может быть, еще сала, то Эрнст приносил еще и соль, а также необходимую для настоящей жареной картошки сковороду. Блондин продолжал смеяться. Эрнст вовсе не красавец — коренастый, с короткой шеей, слишком полным лицом, с копной непослушных волос, доставивших ему много неприятностей в бытность рекрутом. Он был родом из Мюнхена, точнее, из Зендлинга, расположенного неподалеку от примыкающего Шмида. Профессия? Школьник. Имеющий аттестат зрелости в «ЛАГе» считался не имеющим профессии. Немного ворчливый и неразговорчивый, неслыханный соня, зато обладающий быстрой реакцией и находчивостью, если надо было что-то «организовать». Его коньком (он называл это «бзигом») была классическая философия. Некая смесь размышлений, наплевательства, обжорства и чутья.
Во время харьковской операции он как-то раз вез боеприпасы для танков. Типичная для него задача, потому что никто не знал, где застряли танки. Блондина он взял с собой, как он выразился, для того, чтобы ночь не казалась слишком длинной. Задание выполнить им удалось, и танкисты угостили их водкой и сигаретами. Шнапс привел Эрнста в состояние необыкновенного возбуждения, потому что на обратном пути он без особой причины вдруг свернул, а на вопрос Блондина улыбнулся и ответил:
— Хочу еще достать водки!
И действительно, после нескольких поворотов они подъехали к старому винокуренному заводу. В здании было тепло. Ледяной восточный ветер не чувствовался, и водку они тоже нашли. После того как «согрелись изнутри», они аккуратно погрузили водку в машину, поехали дальше. Проехали конюшни. Эрнст остановил машину и вылез из нее со словами:
— Пусть мотор работает. Время от времени нажимай на газ.
Через некоторое время, показавшееся Блондину вечностью, он вернулся с корзиной в руках.
— Поставь ее осторожно, Цыпленок, чтобы ничего не разбить.
На удивленный вопрос, что у него в этой дурацкой корзине, Эрнст язвительно ухмыльнулся и, наконец, пробормотал:
— Яйца, Цыпленок. Я не люблю чистую водку. Это просто свинское пойло. Но вот в виде яичного ликера…
Наконец они все же заблудились. Встречая каждый новый след машины на дороге, Эрнст подбрасывал одномарковую монету. Орел был налево, а решка — направо. Все никак не рассветало. Но потом пришел этому конец, хотя, правду говоря, конца не было. Они увидели деревню и остановившиеся машины. Вокруг них стояло несколько фигур в белой маскировочной одежде, как и у них самих. Эрнст развернул машину и поставил ее почти в противоположном направлении стоявшим. Блондин из осторожности приготовил автомат, открыл окно и спросил одного из снеговиков, из какой он части. Ответа он не понял, потому что ответили по-русски! Испугавшись, он сразу упал назад на сиденье и чуть не выронил свой автомат. Но не из-за русских, а из-за того, что Эрнст резко дал полный газ. Сразу после этого послышалась стрельба. Эрнст снова язвительно ухмыльнулся:
— Брось им пару яиц вместо лимонок!
Они уже мчались по ночной дороге. Эрнст даже забыл про свой фокус с монетой:
— Поедем, ориентируясь по моему носу.
Когда стало светло, они приехали к своим. А на вопрос командира мюнхенец только пробормотал:
— Отлично съездили!
Это было зимой. А сейчас стояла духота, а дождь лил словно из брандспойта. Дорога стала похожей на скользкую сырую, наполненную паром прачечную.
— Эрнст, а где ты получил жратву?
Эрнст сглотнул, проурчал и не захотел даже открыть рта, по крайней мере, для того, чтобы говорить.
— Не подавись, Эрнст. — Дори указал пальцем на пачку «Юно»: — Наш Цыпленок просто хочет знать, где ты все это «организовал»?
— Где? В маркитантской лавке.
— А где была лавка, Дори, ты видел?
