Курт Пфёч - Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою
Дори прервал рассказ и поправился:
— Нет, жир — это неправильно. В любом случае жирных в «ЛАГе» я еще не видел. «Сапоги и голос, что они хотят, то вы и делаете: не раздумывая, без причины, без понимания. Ваши действия — автоматические, все происходит независимо от вашего желания, вопреки вашей воле, до тех пор, пока вы еще можете дышать. Вы не думаете — вы повинуетесь! Вашего прежнего „я“ уже нет. Чем меньше вы думаете о прошлом, о цивилизации, о гуманистических идеалах, тем меньше вас придется переучивать для автоматического действия, инстинктивного рефлекса, непоколебимой тупости — тем больше ваш шанс выжить!»
Блондин невольно кивнул головой и притянул верхнюю губу к носу:
— Обратно к неандертальцу!
Дори утвердительно поднял кверху указательный палец и показал вперед, где «Дитрих» вдруг ярко засветился белым цветом.
— За ним я еду уже несколько часов. А это можно делать только от тупости, при полном духовном одурении!
— Дори, а что еще рассказывал этот казарменный педагог?
— А, ну да… Когда я его упрекнул в том, что, несмотря на весь глубокий психологический смысл, у одного из акробатов с казарменного двора неожиданно наступит момент просветления и он вмажет в спину начищенным сапогам в горячке боя, по невнимательности, конечно, или из-за того, что, может быть, просто перепутал направление стрельбы. Тогда он просто усмехнулся и сказал: «А ты попытался сделать такое со мной?» Я отрицательно покрутил головой. А он продолжал: «Видишь ли, в бою мы все вместе. Впрочем, это хорошее положение, что обучаемые со своим любимым пастухом вместе идут на фронт. А что происходит там? Вы словно стадо овец будете держаться неотрывно от меня. Там, где я сморкнусь, если начнется стрельба, тут и вы захотите быть со мной в приятном обществе. Если вы будете в наступлении ползти на получетвереньках, — я буду посмеиваться над вами. А когда ударит артиллерия и вы сожмете свои задницы — расскажу вам анекдот и поддержу вас морально. Я научил вас всем трюкам, и только случаю я не смогу противостоять — из равнодушия. Вот так постепенно от ненависти рекрутов к своему инструктору не останется и следа. Останутся только фронтовые свиньи — один старый кабан и молодые — но свиньи. Грязь сделает всех равными. И может быть, кто-нибудь будет мне благодарен за то, что в Лихтерфельде я ему разорвал задницу».
— Трогательно. Можно умереть со смеху. Философ в «ЛАГе»!
— Ты его тоже знаешь, Эрнст.
— Я? Его знаю?
— Конечно. Я рассказывал о Хансе, нашем командире отделения.
— Черт побери! Теперь до меня дошло! Я всегда думал, что он почти нормальный!
— Нормальный? Ты говоришь загадками. Быть нормальным на войне? Скажи-ка, Эрнст, ты тоже хотя бы раз был инструктором, а?
— Да, в батальоне охраны. Там муштра круче, чем где бы то ни было. И это делал я, Дори. Но только так называемую строевую подготовку. Щелчки прикладами, торжественный марш, выполнение команды «Смирно!», прохождение пошереножно, первые идут, остальные — на месте. И прочая совершенно бессмысленная чепуха. Где муштра по-настоящему необходима — так это при боевой подготовке, а про нее у нас часто забывают. Парад почетного караула Адольфа, как прежде в Потсдаме, — высокие парни идут единообразно, словно рота роботов — такие же глупые, как и длинные. А потом их сразу на фронт! Они же перегретые! Бессмысленно перегретые. Кроме того, на местности этого парня также легко прикончить, как и на казарменном плацу. И только в перестрелке с пулеметом он чему-нибудь научится. А в прохождении торжественным маршем — ничему! Чтобы вернуться к началу разговора, Дори, интеллект — как ты сказал, умение думать — и военная служба — две вещи несовместимые, да? А теперь скажи мне, что мы сейчас делаем? Мы думаем! Думаем! Из нас что, совсем выбили умение думать? И вовсе нет! Иначе наш разговор был бы невозможен.
Эрнст пошарил под своим сиденьем, что-то довольно пробурчал себе под нос и положил плотно набитую бельевую сумку на колени перед собой.
— А что это будет?
— Ничего особенного. Кто-нибудь хочет хлеба с тушенкой?
Колонна остановилась. Дори потянулся и обратился к Эрнсту:
— Иди посмотри, что там случилось?
— Кто у нас водитель, ты или я? — ответил тот недовольно, однако вылез из машины и исчез в темноте.
— Он что-то сказал про тушенку, Цыпленок?
Блондин кивнул.
— Тогда давай сюда!
— Значит, поэтому ты и отправил Эрнста? Дори, если мы сейчас откроем банку, то он восемь дней не даст нам ничего для перекуса!
— Ты прав, Цыпленок! Сиди здесь, а я тоже пойду подышу немного свежим воздухом.
Было жарко и душно. Пахло пылью и бензином. Слева сверкнуло! Негромкие голоса, шум моторов, лязг танковых гусениц.
Эрнст вернулся, он был весь потный, бросил кепи на сиденье.
— А, чертова жара!
Ханс и Эрнст. Июль 1943 г.
Блондин тоже вдруг почувствовал, какая стоит духота, и расстегнул рубашку под маскировочной курткой. При этом он дотронулся до талисмана, который носил на шее на тонкой цепочке. «Счастливый пфенниг» дала ему сероглазая блондинка, а припаянный поверх него православный крестик — старый казак. Было ранение и отпуск на родину (он снова насупился), платформа, она ему не помахала, а он судорожно сжал правой рукой старый пфенниг. В 11.09 — пересадка в Лихтенфельзе. Воспоминания. И снова проклятое ощущение в желудке.
— Мечтаешь? — Эрнст протянул Блондину кусок хлеба, покрытый толстым слоем тушенки. — Впереди поперек дороги перевернулась «восемь-восемь»[6]. Сейчас ее оттащат танком, и сразу поедем дальше.
Молния сверкнула ближе. Блондин считал про себя: «Двадцать один, двадцать два…три…четыре…» — гроза была еще далеко, и донесся лишь приглушенный раскат грома.
— Если сейчас пройдет гроза средней силы, то вам придется толкать! — Дори сел на место водителя и повел машину вперед.
Снова сверкнула молния. Колонну на секунду осветило как днем. Лязг гусениц стал громче и смешался с раскатами грома. На ветровое стекло упали первые капли дождя.
— Что это за смешные танки, Эрнст?
— Не знаю, во всяком случае, они — не русские!
Дори чертыхнулся и наклонился вперед.
— Чертовы дворники! Кто-то из вас мог бы спокойно вылезти и протереть стекло, времени было достаточно. Но нет же, надо было жрать толстенные бутерброды, а я…
Снова сверкнула молния. Блондин увидел танки.
— Эрнст, ты видел их сейчас? Дори, что это за коробки?
— «Пантеры»! Новое секретное оружие. Должны быть настолько хорошие, что и гренадеров к ним не надо!
