Владимир Сухомлинов - Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания
До устройства болгарской полиции казаки несли патрульную службу по городу.
Надо было выбрать участковых приставов и составить городской совет для заведования хозяйственными делами города.
У меня нашелся прекрасный переводчик, сын известного болгарского поэта, Рачо Словейко, воспитывавшийся в России.
Жизнь в городе стала понемногу налаживаться.
Необходимо было иметь план города, и я его быстро сделал глазомерной съемкой. Этот мой собственный план позже я имел возможность купить на Невском проспекте, в географическом магазине Главного штаба в Петербурге.
Через Тырново проходило много войск, в том числе и генерал Драгомиров со своей 14-й пехотной дивизией, которая шла на Шипкинский перевал.
Расположена она была биваком на Марино-поле, и когда я явился к Михаилу Ивановичу, он меня радостно встретил. Узнав о том, что в горах над городом засели башибузуки и обстреливают город, Драгомиров предложил мне роту, командир которой устроит облаву и выкурит разбойников.
Эта облава состоялась. До гнезда их мы добрались и забрали все, что у них там было припасено, но сами башибузуки улизнули по какой-то тропе, которая нашими стрелками не была занята.
Наконец был назначен и тырновский губернатор – генерал Домонтович.
Глава V. Бои за Балканские проходы
На театре военных действий положение между тем обострилось. Передовой отряд генерала Гурко, перевалив Балканы, наткнулся на превосходящие силы Сулеймана-паши и должен был отойти обратно на север. Полковник Сухотин, впоследствии имевший случай причинить русской коннице немало горя, был первым вестником, доставившим это известие в Тырново. Он находился при штабе этого передового отряда. Его возбужденное состояние производило неблагоприятное впечатление, так как от нервного раздражения у него поседели волосы и борода. По его рассказам можно было думать, что передовой отряд Гурко полностью раздавлен. В действительности же, хотя и с большими жертвами, ему удалось остановить турок на Балканах и самому в порядке отойти. Геройской обороной Шипкинского прохода «железной бригадой», к которой на помощь пришла 14-я пехотная дивизия, этот огромной важности горный перевал остался в наших руках. Позиция эта была теперь в руках Радецкого. При одной из атак Сулеймана-паши на почти неприступную позицию Радецкого генерал Драгомиров был ранен в колено навылет. Его доставили в Габрово, откуда я его сопровождал в Систово.
Из Софии армия Османа-паши наступала на Плевну и угрожала нашим сообщениям с запада. В целом ряде кровавых боев под Плевной мы понесли большие потери, и положение обострилось настолько, что мы вынуждены были вызвать из России подкрепления. В поход должна была выступить гвардия. За исключением кирасирской дивизии, вся она прибыла. Осман-паша создал под Плевной укрепленный лагерь. Под командой короля Карла Румынского нашей армией, при содействии румынских войск, этот лагерь был обложен. Вследствие недостаточности вооруженных сил на левом берегу р. Вид, кольцо обложения не могло быть замкнуто. Под Рущуком наследник цесаревич прикрывал наш восточный фланг.
После того как я получил поручение из Ставки передать лично генералу Радецкому пакет и затем исполнить то, что он найдет нужным мне приказать, я отправился в Габрово.
За Габровом начинается подъем на Шипкинский перевал, около 5 тыс. футов высоты по широкому, хорошо разработанному шоссе. Я добрался до ставки корпусного командира, где застал Федора Федоровича Радецкого в палатке, играющего в свой любимый «полтавский ералаш». Его начальник штаба, генерал Дмитровский, порядочный пессимист, ходил и при этом что-то ворчал.
Оказывается, что перед тем турецкий снаряд пробил палатку, в которой они играли, и Федор Федорович приказал поставить другую всего в нескольких шагах от первой. По этому поводу и высказывал свое неудовольствие Дмитровский, настаивая, что с этого места надо уйти совсем, а Федор Федорович продолжал играть в карты, мурлыча себе под нос какой-то марш.
Он вскрыл конверт, когда закончил игру, передал его начальнику штаба и затем попросил меня повидать лично командующего 14-й пехотной дивизией генерала Петрушевского, чтобы передать эту бумагу ему и с ним переговорить.
Я откланялся и прошел к другой палатке, где находился Виктор Викторович Сахаров, состоявший в штабе Радецкого. Дороги на позиции 14-й дивизии я не знал и просил Сахарова отправиться вместе со мной. Он рассмеялся и сказал, что к Петрушевскому тропинка находится под таким обстрелом, что днем обыкновенно по ней не ходят, а если уже надо пробираться, то лучше в одиночку. Сбиться с пути невозможно, потому что по обе стороны пропасти.
Пришлось идти одному. Действительно, я мог наслушаться, как свистят пули. Никакого удовольствия эта музыка мне не доставляла.
Повидав генерала Петрушевского и получив от него указания, я уже в сумерки добрался обратно до ставки командира корпуса. В палатке Сахарова я отдохнул несколько часов, а с рассветом выступил обратно, но не в Тырново, а в Богот, в Ставку великого князя.
Подъезжая к Боготу, я встретил императора Александра II, который, с конвоем казаков, в коляске выезжал на прогулку. Увидав и узнав меня, государь остановил экипаж, подозвал меня, назвав по фамилии, спросил, откуда и куда еду.
Доложив об исполненном поручении, я спросил генерала Левицкого, могу ли я вернуться в Тырново. На это он мне ответил, что полковнику Фрезе поручено составление топографического плана обложения Плевны, и он просит, чтобы меня назначили к нему в помощь. Мне надлежит вернуться в Тырново, сдать должность и прибыть немедленно в Ставку.
Как я уже сказал, линия обложения из-за недостатка войск охватывала всего лишь две трети круга; по шоссе из Плевны на Софию у турок сообщение было открытое. По этой дороге турки сооружали укрепленные этапные пункты для более безопасного следования транспортов и защиты их от покушений нашей конницы.
Рекогносцировки на правом берегу р. Вид были окончены, оставалось исследовать турецкие работы в секторе обложения, пока нами не занятого. Удобнее всего было производить разведки на левом берегу из правофлангового участка, занимаемого румынами.
У них здесь и кавалерии было достаточно, но договариваться с ними было нелегко, поэтому я предпочел переехать на левый фланг. Левее всех стояли киевские гусары, которыми командовал полковник барон Корф. С рассветом я отправился на разведку с разъездом из девяти гусар.
Спустившись с высот, мы направились к броду на реке, который был известен гусарам.
В густой, высокой кукурузе, закрывавшей почти всего всадника, продвигались мы к шоссе. Спешив разъезд, я пешком продвинулся настолько, что мог наблюдать следование турецкого обоза, рассмотреть в бинокль производившиеся работы по возведению земляных укреплений и набросать кроки. Очевидно, наше движение было замечено, так как мои люди видели на нашем правом фланге черкесскую папаху и затем около 50 черкесов, занявших нашу переправу через реку.
