Ольга Круглова - Япония по контракту
Она втащила едва не намокший футонг в спальню, вылила в бетонный желобок у перил полный чайник воды, чтобы смыть химический запах, но вскоре обнаружила там новый поток. Впрочем, по полу вода не растекалась, точно умещаясь в желобке, словно специально сделанном на тот случай, если польётся сверху. Строители как будто знали, что жильцам взбредёт в голову странная идея вытащить стиральную машину на балкон, а грязную воду слить к соседям. Стоя с чайником в руках, она осмотрелась. В кухню за водой можно было не ходить: на балконе из стены торчал кран. Рядом нашлась электрическая розетка. Может, здесь принято пить чай на балконе? Она вернулась в квартиру, чтобы принять душ. Горячей воды в водопроводе не было. Как и нигде в городе, так говорил Хидэо. Да и колонки имелись только в дорогих домах. У неё их было целых две: почти русский по конструкции газовый нагреватель на стене в кухне и допотопный агрегат в виде тумбочки, занимавшей почти четверть ванной комнаты. Долго наслаждаться душем она не решилась, опасаясь больших счетов — расход воды и газа учитывался. На входной галерее у каждой квартиры густо гнездились счётчики.
— У нас всё дорого, — предупредила Намико. — Мы экономим всё: воду, газ, электричество… Мы так привыкли.
Намико рассказывала, что и по сей день немалая часть японцев отдаёт предпочтение не расточительному душу, а традиционному для японцев маленькому ковшику. Из него поливает себя моющийся, стоя на полу. Кроме ковшика японцы уважали ещё и свою ванну — офуру. В её ванной комнате тоже стояла офура — маленький кубик из голубой пластмассы, в котором не то, что лежать, а и сидеть можно было только скорчив ноги. Офура — тоже штука экономная, воды забирает мало, и гоняет её через газовую колонку, подогревая. Для экономии тепла ту часть ванны, которая оставалась свободной после погружения моющегося, полагалось накрыть доской, в её случае тоже пластмассовой, как и ванна. Она забралась в офуру, намылилась, вымыла голову шампунем. Колонка вдруг погасла, как будто в неё перестала поступать вода. Из крана вода шла, значит, засорилось что-то внутри колонки. Она выдернула пробку, закрывавшую сливное отверстие офуры. Целый потоп хлынул на пол — засор носил глобальный характер — её грубая русская грязь забила нежные трубы всей японской канализации. В ужасе она решила собрать воду с пола тряпкой. Но половая тряпка — роскошь для вновь прибывшего за рубеж с чемоданом отборных нарядов.
Представив разъярённых соседей снизу, ругающихся по-японски, она без колебаний швыряла в мыльную воду белоснежные простыни и полотенца. Соседи не появились, а вода, которую она не успела промокнуть, благополучно убралась через решётку в углу. В прихожей тоненько пискнул звонок — на пороге стояли супруги Кобаяси. Она попятилась, в надежде скрыть разгром в ванной, но Хидэо шустро заглянул за её спину.
— Что случилось?
Пришлось рассказать о потопе. Супруги изумлённо переглянулись и, не стесняясь, расхохотались. Насмеявшись вдоволь, Хидэо принялся рисовать чертёжик, объясняющий устройство офуры. Отверстие в дне открывалось в никуда — сливная труба отсутствовала. Намико тем временем занялась исследованием угасшей колонки.
— Вы мылись в офуре? — Намико в ужасе всплеснула руками. — Мыться в офуре нельзя! В офуре только греются!
Мыться полагалось до того, используя ковшик или душ, а она сделала нечто дикое — помылась в ванне! И конечно, засорила мыльной пеной тоненький трубопровод, который подаёт воду в колонку. Но беда была поправима: на сей случай существовало специальное средство, которое промывает трубы.
Супруги привезли телевизор и стиральную машину — запасливо сохранённые вещи из старого дома, для нового они купили всё новое. Пока она прикидывала, куда определить подарки, Хидэо, ни минуты не колеблясь, потащил стиральную машину на балкон. Ширина балкона почти точно совпала с её размером.
— Вам придётся купить электрический шнур, — приказал Хидэо, — этот короток.
Но шнур точно достал до розетки.
— Вам придётся купить шланг для воды, до крана далеко…
Но кран оказался так близко, что торчащего из машины короткого обрезка резиновой трубки как раз хватило. Всё сошлось так идеально, словно машину делали для балкона, а балкон — для машины. Она обрадовалась. А Хидэо почему-то огорчился.
— Вам не придётся ничего покупать…
Из крана на балконе шла только холодная вода.
— Мы, японцы, стираем холодной водой.
Намико говорила об экономии энергии и о замечательных свойствах японских стиральных порошков. Она даже прихватила с собой одну пачку, чтобы облегчить иностранке начало её японской жизни. Ну что за милые люди эти японцы! Гостеприимные, заботливые! Хидэо показал, как пользоваться стиральной машиной, и уехал в университет. А Намико повела её в хозяйственный магазин, чтобы купить средство для исцеления офуры. В бетонном жёлобе, протянутом вдоль тротуара, журчала вода. Укрывавшие жёлоб плиты выпускали наружу запахи кухни и мыла. Должно быть, именно сюда попало то, что вылилось из её офуры. Япония экономила на сливных трубах не только в домах, но и на улице. Выемки по краям бетонных плит, явно служившие для того, чтобы ухватить их руками, были обсыпаны белым порошком — от крыс и всякой нечисти, что могла расплодиться возле грязной воды. Вернувшись из магазина, она промыла трубопровод офуры и решила впредь не использовать это нежное японское сооружение. Отныне мыться ей предстояло, стоя на полу, на холодных кафельных плитках. И струю душа следовало делать слабенькой, чтобы вода успевала убираться в решётку слива в углу и не переливалась через порог.
Разобравшись с ванной комнатой, она осмотрела свои стены, покрытые пятнами. Они явно требовали её забот! Разрисованные под дерево скользкие обои на вид напоминали пластик, который можно мыть. Достав мочалки, мыло и порошки, она ринулась в бой, устроив настоящий поток горячей воды. Через четверть часа заплакали стены, а бумажная оклейка шкафов и дверей вздулась подозрительными пузырями. Обнаружились и другие катастрофические последствия её трудов: мягкая губка напрочь сдирала краску с вроде бы моющихся обоев, а брызги от летающей в её руках тряпки оставляли несмываемые грязные следы на белой бумаге раздвижных дверей. Субтильный японский дом не выносил её мощного русского натиска. Он вообще был какой-то непрочный, этот японский дом. Скотч отклеивался от стены вместе с лохмотьями чего-то, похожего на штукатурку, хилый гвоздик протыкал насквозь тонкую перегородку, нежные татами покрывались незаживающими вмятинами даже от ножек лёгкого столика, обутых в специальные пластмассовые колпачки. Испугавшись, она покончила с уборкой.
