Уинфред Шарлау - Кредит на революцию. План Парвуса
В статьях Гельфанд обошелся с выводами комитета как с бесполезными клочками бумаги. Если партия ставит перед собой задачу улучшения существующего строя, то, писал Гельфанд, «при чем тут тогда социально-революционная борьба?»[36].
Целью партии должна быть социальная революция, а не «мелкие реформы». Гельфанд обвинил комитет в принятии нереальных, нецелесообразных и недостаточно революционных решений.
В целом мнение Гельфанда совпадало с мнением большинства товарищей, присутствовавших на съезде в Бреслау[37] в 1885 году.
После трехдневных жарких споров съезд отклонил программу аграрного комитета. Но молодого человека в Лейпциге не устраивало решение, принятое в Бреслау. Казалось, не будет конца его язвительным комментариям в Volkszeitung и Neue Zeit. Даже терпеливый Шенланк не выдерживал такого невероятного фанатизма. Он не видел иного способа остановить словоизвержение своего сотрудника, как уволить его из газеты, что в результате и сделал.
Такой поворот событий мог серьезно затормозить карьеру молодого журналиста. К счастью, в тот момент дрезденские социалисты искали главного редактора для своей испытывавшей финансовые трудности Sachsishe Arbeiterzeitung. Им был нужен человек типа Гельфанда, который смог бы обеспечить газете устойчивое финансовое положение. Гельфанд принял предложение.
До весны 1896 года редактором Sachsishe Arbeiterzeitung был Георг Граднауэр, затем перешедший в берлинскую Vorwarts. Одним из членов редакционной коллегии Sachsishe Arbeiterzeitung был Эмиль Айхорн, во время германской революции в 1918 году возглавивший берлинскую полицию. Когда Гельфанд стал редактировать Sachsishe Arbeiterzeitung, ему на помощь из Швейцарии приехал Юлиан Мархлевский. Свою лепту внесла и Роза Люксембург; ее первые статьи в германской политической прессе появились именно в дрезденской газете.
В первую очередь Гельфанд уделил внимание финансовому положению газеты. Стремясь сделать издание рентабельным, он решил приобрести собственную печатную машину. Но он запросил слишком большую сумму, и партийное руководство в Берлине отклонило его просьбу. Руководители партии любили, когда провинциальная пресса сама заботилась о себе, не посягая на финансы партии. Только берлинская Vorwarts находилась на особом положении, и Вильгельм Либкнехт, главный редактор газеты, делал все возможное, чтобы сохранить завоеванную позицию.
Гельфанда не остановил отказ партийного руководства; он добился помощи от профсоюза. Щедрое профсоюзное финансирование вкупе с несколькими частными пожертвованиями позволило купить печатную машину. Успех не заставил себя ждать: как Гельфанд и рассчитывал, вскоре финансовое положение настолько улучшилось, что издание стало даже приносить небольшую прибыль[38].
В отличие от финансового вопроса решение проблем, связанных с редакционной политикой и версткой газеты, давалось Гельфанду намного сложнее. Его крутой нрав и резкость мешали установлению нормальной рабочей обстановки и вызывали конфликты с сотрудниками, едва не доходившие до драк. Ситуация настолько обострилась, что Гельфанд перебрался в Штутгарт, откуда и пытался руководить редакционной политикой.
Газета полностью отражала пристрастия редактора. Он, казалось, забыл все, чему его учил Шенланк. Вместо коротких информационных сообщений, новостей, подаваемых в сжатой форме, Гельфанд печатал длинные передовицы, часто выходившие за рамки первой страницы. Эти бесконечные передовицы можно было издавать отдельными брошюрами. Он обращался с Arbeiterzeitung так, словно это была его личная газета, служившая единственной цели – печатанию его собственных статей. Шенланк был потрясен «анархией», царившей в Дрездене. Даже Роза Люксембург, в свое время высоко оценившая статьи Гельфанда, называла Arbeiterzeitung «самой запущенной газетой»[39].
Если профессиональные журналисты были шокированы, то рабочие, читавшие Arbeiterzeitung, и даже молодые социалисты-интеллектуалы с восторгом принимали статьи Гельфанда. Их не интересовали журналистские премудрости; они с увлечением следили за стремительно развивающейся политической полемикой; им нравились откровенные высказывания по вопросам, которые товарищи из Берлина старались обойти молчанием, опасаясь реакции со стороны правительства; они с наслаждением читали марксистские трактаты, которые понимали даже малообразованные рабочие. Теперь голос саксонской партийной организации звучал по всей Германии; в Дрездене о «русском», или «докторе Барфусе» (Парвус на саксонском диалекте), говорили с уважением.
При поддержке местной партийной организации Гельфанд мог теперь оказывать серьезное влияние на общественное мнение. На протяжении двух лет он засыпал руководство партии и съезды предложениями, критическими и полемическими статьями. Идея революции владела его умом, и он самостоятельно, без посторонней помощи, повел войну против самодовольства, самоуспокоенности, апатии многих членов партии. Споры вокруг аграрной программы утихли, но Гельфанд упорно продолжал дискуссию на страницах газеты. Он целеустремленно отстаивал правильность развития марксистских законов. Он стремился доказать немецким товарищам, что они должны пересмотреть свою политику в рамках марксистской теории; европейские социалисты не могут позволить себе сидеть сложа руки, дожидаясь краха капитализма. Бездействие было для него сродни отступлению. Он убедительно доказывал, что немецкая партия должна с помощью силы захватывать одну за другой цитадели капитализма.
Гельфанд обнародовал свое мнение по тактике наступления вскоре после приезда в Дрезден. В то время ходили слухи о возможности реакционного переворота, который приведет к отмене всеобщего избирательного права на федеральном уровне. Это стало причиной проведенного Гельфандом на страницах Neue Zeit рассмотрения вопроса об эффективности массовой политической забастовки. Серия его статей под заголовком «Государственный переворот и политическая массовая забастовка»[40] должна была убедить немецкую партию, что хотя она не сможет долго сражаться на баррикадах против современной армии (некоторое время назад об этом говорил Энгельс), но все-таки не столь уж беззащитна. Современным орудием партии является массовая забастовка. Парвус утверждал, что забастовка является средством защиты, демонстрацией силы, причем абсолютно законной.
Снова вместе с Бернштейном, который первым заговорил о забастовке на страницах Neue Zeit примерно пять лет назад, Гельфанд принялся обсуждать тактику социалистов, вопрос, который занимал партийные съезды до Первой мировой войны. Дискуссии, в которых позднее принимали активное участие Карл Каутский, Генриетта Роланд-Холст[41] и Роза Люксембург, не вызвали особого интереса Гельфанда.
Последнее слово по этому вопросу он сказал перед началом официальных партийных дебатов, когда в августе 1904 года призвал перейти от защиты в нападение. Забастовка нарушит жизнь государства, и партия окажется в положении, при котором придется принять «основное решение». Другими словами, партия будет вынуждена принять участие в борьбе с государством. Теперь забастовка будет означать не «тактику отчаяния», по выражению Жана Жореса[42], а «революционный прием»[43].
На тот момент Гельфанд не рассчитывал, что его доводы смогут заставить лидеров немецкой социал-демократии изменить их точку зрения; он никак не отреагировал на заявление, что его концепция массовой забастовки является «полнейшей ерундой». Он считал, что рано или поздно политические события докажут его правоту.
С анализа массовой забастовки мысли Гельфанда перекинулись на проблему вливания новой энергии в социалистическую борьбу. Исходной точкой его размышлений была всеобщая пролетарская организация. Ему было недостаточно сторонников и членов партии. Политическую организацию следовало усилить профсоюзами, которые будут представлять основные интересы рабочих. Гельфанд был не согласен с мнением руководства партии, не придававшего особого значения профсоюзам. На съезде партии в Кельне Бебель говорил, что «по естественным, не требующим доказательств причинам… от профсоюзов будут одна за другой отрезаться жизненно важные артерии». Гельфанд был категорически не согласен с этим мнением и написал, что «ближайшее будущее в Германии принадлежит профсоюзам»[44].
Каждая борьба профсоюзов – классовая борьба, каждая классовая борьба – политическая борьба; профсоюзы облегчают политическую работу партии.
Хотя Гельфанд без конца говорил об организационном бездействии и мелкой подозрительности партийной власти в отношении профсоюзов, он разбавлял критику рядом конструктивных предложений. Социал-демократия, повторял он из статьи в статью, должна понять, как использовать собственные силы. Пролетарские массы невозможно удерживать в бездействии в ожидании революции, которая произойдет в будущем, но неизвестно когда. Рабочим нужны конкретные цели. В качестве цели Гельфанд видел борьбу за сокращение рабочего дня. Лозунг о восьмичасовом рабочем дне, прозвучавший на первом Учредительном съезде Второго интернационала в 1889 году, Гельфанд расценил как магическое заклинание, которое можно использовать для того, чтобы вдохновить массы на более активную борьбу против существующего строя.
