Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки
Но мы не будем следить за продвигающейся в глубь континента японской армией. Она ещё получит своё. Слишком уж по большой территории была разбросана армия Китая, слишком сложными были климатические и природные условия. Как Наполеон в 1812 году был вынужден покинуть Россию во многом из-за её чудовищных размеров и плохого климата, так и японцы столкнулись впоследствии с естественными преградами. Но всё это уже не имеет отношения к истории Айрис Чан.
Я вернусь в Нанкин, в 13 декабря 1937 года, день падения столицы.
Японские солдаты не встретили почти никакого сопротивления. Миллионный город пал на колени и молил о пощаде. Редкие организованные формирования тут же безжалостно уничтожались. И японские солдаты в полной мере ощутили вседозволенность и безнаказанность. Перед ними расстелилось огромное поле для экспериментов и развлечений. Поле, засеянное не людьми, но объектами. Молодые красивые женщины и мальчики, с которыми можно делать всё, что угодно. Бесплатная еда, предметы быта, возможность утолить свои самые низменные страсти. Был и ещё один момент: японским солдатам было предписано экономить боеприпасы. Снабжение не вызывало особого доверия, за каждую пулю солдат отчитывался. Поэтому мечи и штыки стали основным оружием японцев в этой страшной, односторонней Нанкинской войне.
Больше всего пострадали, конечно, женщины. Их насиловали так, как хотели. В одиночку, впятером, вдесятером. Четверо держали за конечности, пятый работал. Выбивали зубы и насиловали в рот. Вставляли в анальное отверстие штык, чтобы расширить его, потом насиловали туда. Разные книги сообщают разные цифры — от двадцати до восьмидесяти тысяч изувеченных и убитых китаянок за пять первых дней резни. Девочек выдёргивали прямо из-за школьных парт (обучение не прекращалось в дни войны) — и тут же насиловали по десять-пятнадцать раз.
Японцы ощущали себя хозяевами, им хотелось продемонстрировать превосходство. Китаец, не снявший шапку и не склонившийся до земли при приближении врага, получал штык в живот. Многих закапывали заживо — это казалось японцам интересным. Два японца поспорили, кто первым зарубит больше сотни китайцев. Взяли по катане, вышли из трактира и устроили резню — на двоих около двух сотен человек. Об этом доблестном поединке писала потом крупная японская газета Tokyo Nichi Nichi Shimbun. Детям разбивали головы, чтобы из них не вырастали новые враги Японии. Обливали людей смолой и поджигали их, над живыми факелами смеялись, отгоняя их штыками. Отрезанные головы насаживали на колья и заборы. И ещё японцы позировали, фотографируясь со своими жертвами. Смотрите, я держу в руках чью-то голову. Смотрите, это отрезанная рука. Смотрите, я насилую труп.
Чёрт, я не хочу рассказывать о подобных ужасах, но именно они заставили Айрис вставить пистолет в рот.
Всего за несколько дней Нанкинской резни было убито около трёхсот тысяч человек. Спасением для местных жителей были живущие в Нанкине европейцы, представители благотворительных миссий и дипломаты. Японцы не были готовы вступать в войну с Европой или США. Американская военная машина разнесла бы японскую армию в клочья. Поэтому некитайские районы обходили стороной. Член НСДАП, немецкий фашист Йон Рабе, директор китайского отделения компании Siemens в спешном порядке сформировал специальный комитет и организовал Нанкинскую зону безопасности. Это спасло более двадцати тысяч жизней. Ещё около десяти тысяч китайских девочек укрыла в подвалах женского колледжа Гиньлинь американская миссионерка Минни Вотрин.
Это были Оскары Шиндлеры по-китайски.
***
Айрис всегда хотелось быть не журналистом, а историком. Её мало интересовала светская хроника, новости спорта и прогноз погоды. Она постоянно читала книги по истории китайского народа — своего народа. Её родители эмигрировали из Китая в шестидесятых, Айрис родилась уже в Штатах. Я познакомился с ней в 1988 году. Хотя сложно назвать это «познакомился». Я зашёл в аудиторию, а она сидела там одна, склонившись над какой-то книгой. Моё занятие начиналось примерно через полчаса, я хотел подготовиться, разложить микрофильмы, проверить проектор. Я не стал прогонять миловидную девушку, только спросил её: «Вы ко мне?» Она ответила: «Нет. Можно, я тут ещё немного посижу?» Конечно, я разрешил.
Мне было скучно тогда. Я не так давно развёлся с женой, работа не приносила почти никакого удовольствия, подготовка к занятиям вызывала отвращение. Поболтать со студенткой было приятно. Тем более с чужой студенткой, которая не придёт на мои занятия и не будет строить мне глазки в духе «мы знакомы вне учебного процесса».
«Что вы читаете?» — спросил я.
«"До свиданья, Япония" Джозефа Ньюмана», — ответила она.
Я не знал, что это за книга. Спросить «интересно?» было бы пошлостью в данной ситуации, и я постарался задать наиболее адекватный вопрос.
«Историческая?»
«Да. Анализ истории Японии и формирования национального характера в свете нападения на Пёрл-Харбор».
Книга выглядела потрёпанной.
«Я не думал, что старые книги дают на руки». — «Сорок шестой год, оригинальное издание. Мне для диплома, с трудом выпросила». — «А на какую тему диплом?» — «Японско-китайские дипломатические отношения первой половины XX века».
Она так и не написала этот диплом. Кажется, написала что-то другое, более простое и позволившее легко окончить университет. А отношения между Китаем и Японией стали её хобби — и славой.
Так мы и болтали. Я — механически проверяя порядок микрофильмов, она — краем глаза читая книгу. Кажется, за двадцать минут нашей беседы она перелистнула едва ли одну страницу. При этом я не чувствовал, что мешаю ей; когда в воздухе повисала неловкая тишина, она прерывала её даже чаще, чем я.
Конечно, мы воспринимали друг друга по-разному. Я смотрел на неё как на девушку, за которой можно поухаживать. Она на меня — как на приятного, но заметно старшего и, вероятно, женатого преподавателя. И ещё я ни черта не смыслил в истории Второй мировой войны, японо-китайских конфликтах и жизни китайской диаспоры в США.
Мы общались эпизодически всё время, пока Айрис жила в Иллинойсе. Спустя полтора года она уехала в Балтимор, а потом — в Нью-Йорк, где работала в New York Times. У меня и сегодня хранятся несколько выпусков с её статьями на передовице. Ещё в «балтиморский период» она вышла замуж за своего сокурсника Бреттона. Несмотря на то, что я не имел никаких прав на Айрис, я почувствовал тогда укол ревности.
Для полноты картины опишу ещё несколько наших мимолётных встреч. Я не уверен в том, что это столь уж необходимо, но, возможно, в какой-то из них кроются первые зёрнышки, едва заметные ростки склонности Айрис к суициду. Проблема в том, что она никогда не была к этому склонна.
