Валентин Пруссаков - Оккультный мессия и его Рейх
Американские евреи и левая печать, как и следовало ожидать, подняли большую шумиху и организовали «кампанию ненависти» к автомобильному магнату за принятие награды от нацистской Германии. Вовремя выступления на митинге, созванном Всемирной сионистской женской организацией, артист Эдди Кантор не постеснялся назвать Форда «круглым дураком, получившим овации от величайшего гангстера в мире».
В адрес Форда было брошено много горьких слов и упреков. Не остались в стороне и государственные деятели США. Например, министр внутренних дел Гарольд Икес, выступая в кливлендском сионистском обществе, обвинил Форда и других американцев, «принимающих знаки презренного отличия от того, кто считает потерянным день, когда им не совершено очередного преступления против человечества».
Несмотря на оголтелый лай газетных шавок и непрекращающиеся угрозы еврейской мафии, Форд не сдался и выстоял. Одному из друзей он сказал: «Они (немцы) наградили меня медалью. Они (евреи) требуют, чтобы я возвратил ее, в противном случае я не могу считаться американцем. Пусть же они подавятся! Я не откажусь от нее».
Гитлер Адольф
Моя борьба
Часть 1
1. Моя родина
Есть нечто символическое в том, что я родился в Браунау, на Инне.
Этот маленький городок лежит на границе двух германских государств, к соединению которых мы должны стремиться всеми своими силами.
Германская Австрия должна возвратиться в лоно великой Германии-Матери, но отнюдь не по причинам экономического характера.
Нет, нет!
Если бы слияние этих двух стран было бы не только не полезно с экономической точки зрения, а скорее, наоборот, вредно, то и тогда оно должно произойти. Общая кровь должна составлять общее государство.
До тех пор, пока германское государство не соберет в себе всех немцев до единого и не обеспечит прокормления их всех, Германия не имеет морального права искать новых территорий.
Тогда плуг будет перекован на меч, а хлеб нового грядущего мира будет орошен слезами войны.
Все эти идеи укрепляют меня в убеждении, что мое рождение на границе двух государств – было символом великой миссии.
Разве мы все не германцы?
Разве мы все не принадлежим друг другу?
Эта проблема рано засела в моем детском мозгу. В ответ на мои застенчивые вопросы, я должен был с тайной завистью признавать факт, что не все германцы были настолько счастливы, чтобы входить в состав бисмарковской империи.
Я не хотел быть чиновником и никакие уговоры и убеждения не могли переубедить меня. Всякая ссылка на пример моего отца, который был чиновником, производила на меня совершенно обратное действие. Я ненавидел самую идею чиновничьей службы, которая обязывала бы меня сидеть прикованным к конторе, и не быть хозяином собственного времени.
Теперь, когда я оглядываюсь назад, – два факта встают предо мной особенно сильно.
То, что я сделался националистом! И то, что я научился понимать историю в ее настоящем смысле.
Старая Австрия была государством смешанных национальностей.
В ранней юности и я принимал участие в этой борьбе национальностей.
Собираясь в школе, мы нередко пели запрещенную «Дойчланд юбер аллее», вместо австрийской «Кайзерлид», не боясь ни выговоров, ни наказаний.
Я в скором времени сделался фанатическим германским националистом, что однако далеко от нашего современного нацизма.
Когда мне было 15 лет, я уже понимал разницу между династическим патриотизмом и народным национализмом. Мы, еще мальчики, понимали тогда, что австрийское государство не могло любить нас – немцев.
Знание истории Габсбургского дома мы пополняли тем, что видели.
На севере и на юге отрава чужих рас разъедала тело нашей нации и уже сама Вена становилась все менее и менее немецкой.
Императорский дом принимал все более и более «чешский» облик. Но, очевидно, богиня справедливости вмешалась в это дело и устроила так, чтобы эрцгерцог Франц-Фердинанд пал от пуль славянина, он, который хотел сделать из Австрии славянское государство!
Бацилла будущей войны и общего крушения зародилась тогда от взаимоотношений Германии с Австрией.
Позднее я еще вернусь к этой теме. Пока же достаточно указать, что с моих ранних дней я был убежден, что уничтожение Австрии как государства было необходимым условием для спасения германской расы. Я был также убежден, что дом Габсбургов не принесет германской расе ничего кроме зла.
Так лелеял я в себе все растущую любовь к моей австро-германской родине и глубокую ненависть к австрийскому государству.
Вопрос о выборе профессии встал предо мной гораздо раньше, чем я предполагал. Бедность заставила меня принять решение. Скромные доходы моей семьи почти целиком поглощались болезнью матери. На пенсию, которую мы получали, жить было невозможно.
И вот с чемоданом платья и белья я отправился в Вену, полный решимости завоевать мою судьбу.
Я хотел сделаться «кем-нибудь», но конечно не чиновником!
2. В Вене
Вена поразила меня резким контрастом изумительного богатства и ужасающей бедности.
В Вене чувствовался пульс всей Империи с ее опасным очарованием смеси народов.
Блеск двора привлекал в Вену богачей и интеллигенцию как магнит.
Благодаря системе централизованного управления, Вена являлась местом концентрации всей власти в стране, как политической, так и административной.
Кроме того, она являлась также и интеллектуальным центром и была переполнена профессорами, артистами, литераторами и т.д.
А наряду с роскошью аристократов и крупного купечества, с довольством интеллигенции, можно было видеть тысячи безработных, с завистью смотревших на великолепные дворцы.
Для того, кто желал бы тщательно ознакомиться с социальным вопросом, не могло быть лучшего места, чем Вена. Но не нужно было впадать в ошибку и знакомиться с этим вопросом сверху: начинать нужно было снизу.
Во время борьбы за существование, которую я вел в Вене, я заметил, что к социальным вопросам никогда нельзя подходить с точки зрения благотворительности. Это бесполезно и смешно.
К таким вопросам нужно подходить имея в виду культурно-экономическую реорганизацию всей нашей жизни, которая должна положить конец жалкому существованию людей.
Я не могу сказать, что больше всего поразило меня в тот период в Вене, страшная ли нужда рабочих или низкий уровень их духовного развития.
Наша буржуазия нередко содрогалась от ужаса, когда какой-нибудь несчастный бродяга относился с полным безразличием к своей национальности, не думая о том, что у этого несчастного нехватало средств на самое жалкое прозябание.
