Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Говорил, что в Кенте у него от родителей осталась ферма. Он приспособил ее под дачу. Пригласил съездить, когда появимся в Англии вновь.
Рассказывал о своей поездке в Чили (еще при Альенде), крыл матом британское посольство в Сантьяго и вообще всю английскую дипломатическую службу, которую обещал всю разогнать, когда будет у власти.
Он яростный и немного отчаянный, хотя хитрый англичанин в его характере ни на секунду не выпускает его из своих рук. Во всем он ищет реальную выгоду, иначе — «несерьезно». Он никогда не позволяет фамильярности (к которой мы, советские, склонны, как только атмосфера принимает дружеский оттенок). Но он естественен и без всяких протокольных предрассудков. Быстрый и практичный умом. со своим рыжим пробором и не классически английским лицом.
Сложившиеся отношения с ним — нечто совершенно необычное и, казалось бы, немыслимое между коммунистами и социал-демократами. Как далеко мы ушли за последние годы от сталинских табу. Но, увы! Это касается, хотя и реальной, но закулисной стороны политики. А для миллионов наших партийных активистов и «ученых» (типа Трапезникова) — все стоит на месте. Достаточно взять любую «солидную» книжку о социал-демократии издания 1974 года.
В воскресенье 1 декабря — совсем свободный день. Рано выехали с Мишей: Сити, Флит-стрит, дракон на границе Сити, где до сих пор королева, проезжая платит 1 пенни пошлину; собор Святого Павла Христофера Рени, зашли внутрь послушали службу; окраины Лондона, старый вокзал, библиотека Маркса, где работал Ленин, на пустынной маленькой площади, а рядом XVI века каменная поилка для лошадей. Воскресная ярмарка.
Гринвич — въезд в эту деревню: огромная зеленая лужайка, а посредине одно ветвистое дерево, по ее периферии ряды домов, разноцветные, островерхие. Прямо лубочная картинка с гостиничной стены. Парк вверх к обсерватории. Старые ее здания. И главное — где меридиан!
И часы с 24-мя делениями — те, что дают ориентир для всего мира — гринвичское время! Это — Англия!
Обсерватория стоит на холме. Вниз к Темзе широкая «лужайка». На самом холме памятник Вольфу — завоевателю Канады: «от благодарного канадского народа». Это тоже Англия.
Внизу за лужайкой королевский военно-морской колледж: старинный дворец.
Спустились вниз. Слева от колледжа на вечной стоянке в сухом доке «Cutty Sark» — последний парусный клипер, самое быстроходное парусное судно, какое знала история, с очень славной военной биографией, десятками побед и прочим служением «родине и империи». Создание это (ощущение, что это живой организм) красоты необычайной по гармоничности и целесообразности своих форм, стремительности и энергии всего своего вида, с килем высотой с его собственные мачты. Великолепное произведение искусства.
Это тоже Англия.
Вернулись в город по мосту Тауэра, мимо самого Тауэра, мимо последнего крейсера второй мировой войны — на вечной стоянке, мимо памятника по случаю «спасения» от пожара, от которого в 1666 году сгорел почти весь Лондон.
Ринулись в Национальную галерею. Она менее богата, чем Лувр, Римские, Флорентийские, но разнообразнее, чем две последние. Скорее напоминает Эрмитаж. Там много самых, самых знаменитых картин. Много итальянцев, французов, фламандцев, голландцев. А самих англичан всего два небольших зала. Они «хитрые» — держат в своих загородных домах, в частных коллекциях. Рейнольдс, Лоуренс, Гейнсборо, Хогарт… Портреты потрясающие. Особенно Гейнсборо «Mrs. Siddons» — красивейшая породистая англичанка, длинноносая и полногрудая, рафинированная аристократка.
Британский музей. Оставался час до закрытия, но если и бегом, то все равно колоссальное ощущение по сравнению с нашими жалкими черепками и копьями. Да, обобрали весь мир. Но цивилизация от этого получила ни с чем не сравнимый выигрыш. И заметьте: с XVII–XVIII века за завоевателем в любой край земли шел ученый, собирал, выискивал, вез домой, изучал, систематизировал и сохранял. Если б не Британский музей с его награбленным больше половины того, что там есть, пропало бы за последние два века безвозвратно — и для мировой культуры и самопознания человечества и, кстати, для самих народов, которые теперь стали тоже (или становятся) цивилизованными.
Вечером «Эммануэль» — фильм того же автора и в том же стиле, что и «Последнее танго в Париже». Я на нем заснул!
Понедельник 2-го. Сначала в посольстве. Сочинение шифровки. Она шла «поверху» и я довольно откровенно изложил на 6 страницах свои выводы и наблюдения.
Утром следующего дня проводы. Семенов в порядке извинения за то, как встречали, организовал это по экстра классу.
А в Москве в тот же день опять доклады и статьи Пономарева, опять ничего не готово: от чего уехал, к тому приехал.
14 декабря 1974 г.9-го мы уехали в Будапешт на «шестерку»: я, Шишлин, Вебер, Иванов. На другой день подъехал Загладин, он только что вернулся из Парижа (был в команде Брежнева к Жискар д'Эстену).
Поселили нас на их «Ленинских горах» в Ракошиевских особняках на горе, на краю города. Место роскошное, а «уровень обслуживания» — королевский.
Встреча у Береца (зав. международного отдела) в ЦК ВСРП.
Затем два дня заседаний с болгарами (Иван Ганев), чехами (Владимир Янку), поляками (Богуш Суйка), немцами (Бруно Малов). «Тайное коммунистическое заседание», где вся кухня будущей встречи и, кроме того, всякие другие дела.
— Сценарий Подготовительной встречи. Распределение ролей между собой и между другими «верными». Проекты документов, порядок инициатив.
— Проблемы современной социал-демократии: обмен информацией о контактах, обмен другими материалами по социал-демократии, разработка координации политики «шестерки» по отношению к социал-демократам.
— Идеологические проблемы в связи с 200-летием США. Координация.
— Проблемы репатриации греков из наших стран.
— Финансирование Совета мира, ВФП и проч., ибо каждый год они сводят с дефицитом, который почти превышает первоначальную сумму бюджета. Прожирают на
любовниц, на разные «мероприятия», вояжи и роскошную жизнь — профессиональные борцы за мир.
— Об участии в съезде правительственной партии «Новый Иран».
Обсуждение всех этих вопросов шло так, как должно быть, это происходило на ранних ступенях существования Коминтерна. Откровенно остро, иногда даже умно.
Мы с Загладиным вели себя как полномочные представители своего ЦК и воспринимали нас именно так, хотя директивы имели (не от ЦК, а всего лишь от Б. Н.'а) и только по первому вопросу.
Ужин в первый день. Тосты. Мой тост — о массе особенностей и интернационализме, и о пионерах революционного движения современности, традиции и стиль которых мы возрождаем на своей «шестерке».
