Винсент Гог - Письма к брату Тео
Следовательно, не беспокойся о нас, а лучше передохни сам – ты в этом очень нуждаешься…
Все еще не знаю, что думает Гоген о моей декорации; знаю только, что кое-какие этюды – «Сеятель», «Подсолнечники», «Спальня» – ему все-таки нравятся. Впрочем, я и сам не могу решить, что у меня получилось в целом, – у меня нет полотен, сделанных ранее. Гоген уже нашел себе арлезианку. Завидую ему, но с меня, в общем, хватает пейзажей, а они здесь очень разнообразны. Словом, работа двигается.
Смею надеяться, что тебе понравится мой новый «Сеятель». Пишу второпях – у нас с Гогеном куча работы, к тому же мы собираемся почаще навещать публичные дома и писать там этюды.
Ноябрь 1888
Гоген очень рад, что тебе нравятся работы, присланным им из Бретани; другим, кто их видел, они тоже нравятся.
Сейчас он пишет женщин на винограднике – целиком по памяти; если он не испортит или не оставит вещь незаконченной, получится очень красиво и оригинально. Делает он также ночное кафе, которое написал и я.
У меня готовы два полотна – листопад; Гогену они, кажется, понравились; сейчас работаю над виноградником – сплошь желтым и пурпурным.
Кроме того, у меня есть наконец арлезианка (полотно размером в 30*) – фигура, которую я отмахал за какой-нибудь час: фон – бледно-лимонный; лицо – серое; платье – черное, иссиня-черное, чистая прусская синяя. Модель сидит в оранжевом деревянном кресле, опираясь на зеленый стол…
Работаем мы много, и наша совместная жизнь протекает мирно. Счастлив был узнать, что ты теперь тоже не один в квартире. Рисунки де Хаана очень хороши и очень мне нравятся. Черт побери, так работать одним цветом безо всякой светотени и достигать при этом такой выразительности, право, не легко! Но он еще добьется совсем другого рисунка, если осуществит свое намерение пройти через школу импрессионизма и будет смотреть на свои опыты с цветом лишь как на упражнения. На мой взгляд, у него есть все основания рассчитывать на успех.
Мы с Гогеном сегодня обедаем дома. Уверен, что мы сможем делать так всякий раз, когда сочтем это удобным и выгодным.
На сегодня кончаю, чтобы не задерживать письма. Надеюсь вскоре написать тебе снова. С деньгами ты все устроил отлично.
Думаю, что ты одобришь написанный мною листопад.
Лиловые стволы тополей перерезаны рамой как раз там, где начинается листва.
Эти деревья, как колонны, окаймляют аллею, по обеим сторонам которой выстроились лилово-голубые римские гробницы. Земля уже устлана плотным ковром оранжевых и желтых опавших листьев, а новые все падают, словно хлопья снега.
В аллее черные фигурки влюбленных. Верх картины занят очень зеленым лугом, неба нет или почти нет.
Второе полотно изображает ту же аллею, но вместо влюбленных – какой-то старикан и толстая, круглая, как шарик, женщина.
Ах, почему тебя не было с нами в воскресенье! Мы видели совершенно красный виноградник – красный, как красное вино. Издали он казался желтым, над ним – зеленое небо, вокруг – фиолетовая после дождя земля, кое-где на ней – желтые отблески заката.
Ноябрь 1888
Дни наши заполнены работой, вечной работой; вечером мы бываем так измучены, что отправляемся в кафе и затем пораньше ложимся спать. Вот вся наша жизнь. У нас сейчас тоже, конечно, зима, хотя время от времени по-прежнему бывает хорошая погода. Впрочем, я отнюдь не прочь работать по памяти – это позволяет не выходить из дому. Мне не трудно писать на улице, когда жара, как в бане, но холода я, как тебе известно, не переношу. Правда, сад в Нюэнене, который я написал по памяти, мне не удался к такой работе, как видно, тоже нужна привычка. Зато я сделал портреты целого семейства – домочадцев того самого почтальона, чью голову написал еще раньше: муж, жена, малыш, мальчуган и старший сын, парень лет 16. Выглядят они очень характерно и совершенно по-французски, хотя чуточку и смахивают на русских. Холсты размером в 15*. Как видишь, я в своей стихии, и это в какой-то степени мешает мне сожалеть о том, что я не стал медиком. Надеюсь продолжать эту работу и впредь, а заодно подыскать себе более серьезные модели, с которыми я мог бы расплачиваться портретами. Если же мне удастся сделать это семейство еще лучше, у меня получится нечто в моем собственном вкусе и очень личное. Сейчас я по самые уши увяз в этюдах – одни сплошные этюды, и конца им не видно, а вокруг удручающий беспорядок; зато к тому моменту, когда мне стукнет сорок, у меня будет в них целое состояние.
Время от времени какое-нибудь из моих полотен превращается в настоящую картину – например, известный тебе «Сеятель», который, на мой взгляд, удался лучше, чем в первый раз.
Если мы продержимся, победа придет и к нам, хотя и после нее мы не попадем в число тех, о ком говорят. Но в данном случае можно вспомнить и поговорку: «Не все то золото, что блестит».
Словом, раз нам предстоит бой, нужно спокойно набираться сил… Гоген много работает. Мне особенно нравится у него натюрморт с желтым задним и передним планами. Сейчас он пишет мой портрет, который, по-моему, будет не из худших его работ, а также пейзажи и, наконец, картину «Прачки» – ее я считаю просто превосходной. Думаю, мы кончим тем, что все вечера будем рисовать и писать: сделать ведь нужно гораздо больше, чем мы в силах. Как тебе известно, «Группа двадцати» пригласила Гогена выставиться, и он уже строит планы насчет переезда в Брюссель, что, разумеется, дало бы ему возможность увидеться со своей женой-датчанкой.
Покамест, однако, он пользуется успехом у арлезианок, а это, насколько я понимаю, не может не иметь известных последствий.
Он женат, но нисколько не похож на женатого человека. Боюсь, что у них с женой совершенно разные характеры, но для него, разумеется, главное не она, а дети, которые, судя по портретам, очень красивы.
Ну да мы-то с тобой в таких делах мало что понимаем.
Я сделал набросок публичного дома и собираюсь сделать с него целую картину…
Закончил я также полотно, изображающее совершенно красный и желтый виноградник с голубыми и фиолетовыми фигурками и желтым солнцем. Сейчас стоит дождливая, ветреная погода, и мне очень отрадно, что я теперь не один. Так я в плохую погоду хоть работаю по памяти, а будь я один, из этого ничего бы не вышло.
Гоген тоже почти закончил свое «Ночное кафе». Он очень интересный компаньон. Скажу хотя бы, что он превосходно готовит, и я надеюсь поучиться у него – готовить самим очень удобно. Мы довольно успешно фабрикуем самодельные рамки: прибиваем к подрамнику простые планки и красим их. Первым за это взялся я. Кстати, известно ли тебе, что Гоген в некотором роде изобретатель белой рамы? Такая рама из четырех приколоченных к подрамнику планок стоит всего 5 су, а мы, разумеется, ее еще усовершенствуем.
