Красный лик: мемуары и публицистика - Иванов Всеволод Никанорович
Но напрасно отождествлять «двуглавого орла» с «режимом безмозглых». Почти тысячу лет просидел двуглавый орёл символом России и, надо сказать, просидел с такой пользой, что теперешним властителям земли русской и во сне не видать.
На 1/6 часть Земли протянулось это государство, 200 миллионов народу объединило оно под своей державой. Оно оперлось на два океана. И до 1917 года этот орёл обладал тем, чем русские уже не могут похвалиться вот уже 11 лет:
– Международным престижем.
Чем могут похвалиться, какими успехами, властители Руси настоящего времени? Гуманностью и либеральностью? Смешно. Народным образованием? Печально. Беспризорными? Неслыханно! Промышленностью? Она не достигла довоенного уровня и жалко плетётся в хвосте других стран. Расцветом науки? Слава Богу, всегда русская наука стояла высоко. Армией? То же самое. Миром и тишиной внутри страны? Видим, что люди удирают оттуда, пройдя «по 26 тюрем». Благополучием рабочих? Они не были раньше крепостными на фабриках… Крестьян? Они не могут свободно сбывать свои продукты, как раньше делали это. Трезвостью? Всё пьяно, и Рыков хлещет не хуже Николая II. Хвастаться решительно нечем, и если прошлый режим называть режимом безмозглых, то теперь к этому нужно ещё добавить – и бессердечных. Говорить о том, что самодержавие стояло на «трупах», просто смешно; кого теперь испугаешь этим словом…
Русская кляча рванулась в 1917, взмахнула хвостом, закусила удила и занесла всю государственную телегу под откос и в кусты. И не торжествовать надо, а скорбеть сердцем, смотря на общипанного орла российского. Власть, которая пишет в «Молве», живёт в настоящее время на длительный бесконечный кредит. Как курица, она клохчет о каждом достижении, как, разорив дом, из которого ушли стеснительные и культурные хозяева, живёт, превратив кухню в жилую комнату, среди двора, заросшего лопухами, распродавая добро, накопленное другими, заплёвывая старинные кресла махорочными плевками.
Посмотрите только ужасную русскую современную литературу, и вы увидите, что там ничего нет, кроме переводов с «буржуазных» европейских языков. Вот почему произошла невиданная трагедия русской революции: культура убежала от революции за границу или скрылась в подполье. Остались одни спецы, и то не в достаточном количестве. И вся страна живёт и думает:
– Господи, когда же я буду свободно жить, дышать, говорить, строить свободную жизнь в богатой и сильной стране? Когда же мне перестанет грозить опасность раздела, интервенции, новых переворотов, новых и старых казней?
«Без фабриканта» – гордо говорит перевёрнутая фотография; а это значит, что на место одного хозяина – воцарился коллектив, много хозяев, из которых каждый не доверяет другому… Скажите, что можно сделать при этих условиях?
И в то время как за границей миллионы русских людей живут и несут на алтарь строительства чужих народов свой труд и знания, строители нового мира брызжут бешеной слюной ненависти…
А если кто и работает, то только не они, а русские, стиснув зубы, спасая то, что можно спасти, спасая этим от окончательной гибели русский народ…
Над кем смеётесь? – Над собой смеётесь!..
Гун-Бао. 1928. 13 марта.
О спецах
Его величество пролетарий – стал, как известно, центром Нового Мира; озарённый красным пламенем горна, этого мощного образа новой идеологии, с огромным молотом в руках, средь бешено вращающихся маховиков, гудящих приводом, и летящих отовсюду эффектных искр – пролетарий этот приступил в условиях русской действительности к постройке Нового Мира.
Как известно, постройка этого Нового Мира была связана известным условием: вначале надо было разрушить Старый Мир, а потом на его развалинах заняться постройкой Нового.
Первая часть этой программы прошла чрезвычайно успешно. Мы видим, как для уничтожения старого всюду прилагаются усилия, поистине достойные лучшей участи. Про них можно сказать словами Ницше:
«В камне спал образ моих образов, в самом тёмном, самом безобразном камне… И вот мой молот свирепствует над его тюрьмой, от камня летят куски – что мне до того…».
Эта кампания разрушения была проведена очень успешно; для нового диктатора и коллективного самодержца России встретились затруднения лишь с открытием новой, положительной части его работы, с началом строительства «нашего Нового Мира»…
В этом строительстве, как известно, вышли крупные невязки. Оказалось невозможным прямо перейти к строительству социализма, а сделав добрую мину – пришлось провозгласить НЭП, то есть новую, а по существу старую экономическую политику, «сделать передышку», «отступить на заранее укреплённые позиции» и так далее, о чём достаточно звонко твердит фразеология очередных лозунгов.
И вместо его величества пролетария, этого худосочного и озлобленного, прокопчённого досиня каменноугольным дымом труб, пропитанного машинным маслом человека, настоящего Гомункула современных марксистских Фаустов, явился новый исторический персонаж – Нэпман.
– Новый? – спросите вы. Отнюдь нет! Это явился тот же старый буржуй, который, поняв несложную истину, что плетью не перешибить обух, стал на платформу сотрудничества с соввластью. Сотрудничество его заключалось в том, чтобы ревностно и недостойно подбирать упавшие крохи со стола государственной работы, чтобы гнездиться там, куда не могли достигать жестокие рычаги государственных формул и тяжи государственной логики. Если нэпман попадал под удары государственных рычагов – кончено, его песенка бывала спета; если же он ловко ускользал – он жил припеваючи, в особом мире, приятном даже своим риском…
Нэпман накормил бедного короля машинных дворцов; но строить всё-таки надо было что-то, а для этого надо было уметь. Если бы социальная революция вспыхнула и в Европе, то тогда, может быть, и можно было обойтись принципом первого портного, который сам учится шить свои первые штаны. Но классы в Европе остались неприкосновенными, а вместе с ними и богатство классов в виде кадра классифицированных работников, и чтобы не остаться с Новым Миром окончательно в хвосте буржуазной заграницы, чтобы иметь людей, которые помогли бы не попасть окончательно в кабалу к иностранцам, пришлось создать новый Нэп, институт спецов, но уже маркой выше.
Кто такой спец? Это человек, который умеет. В этом он – прямая противоположность пролетарию, который, как оказалось, ничего почти не умеет. Законы природы и науки – неотменимы; и если какой-нибудь «герой труда» всю жизнь занимался тем, что подбрасывал уголь в топку паровоза, то как, скажите, пожалуйста, как построит он новый паровоз?
В спецах былые классы былой России показали свою реальную силу. Спецы – прямое доказательство того, что Россия не была столь бедна и поразительно убога, как изображают это революционные писатели. Спец – не что иное, как заключённое перемирие, вынужденное, между старыми и новыми хозяевами жизни, вынужденное логикой вещей начало мира.
И если теперь в России строится армия – то она строится спецами; если строится какая-нибудь фабрика – она строится спецами; правда, много ходит рассказов про «самоучек» и «самородков», которых выдвинула революция. Но искушённый жизнью человек всегда скажет, что, конечно, самородок останется самородком, а всё-таки, если дать специальное систематическое образование одной-двум сотням молодых людей, так это во много раз лучше дюжины сомнительных самородков.
И мы видим, что в России те области техники, государственного строительства, науки, медицины, которые сложнее первичной работы молота, таблицы умножения, первых четырёх правил арифметики, – они все уходят к спецам, а русская революция с величайшей непринуждённостью обнаруживает своё безграмотное лицо.
В России нужны ликпункты, то есть ликвидация безграмотности, но не там, где это показывают обыкновенно и чем вводят в заблуждение заезжих иностранцев. Ликвидация безграмотности нужна, прежде всего, для правящих слоёв, и если СССР что-нибудь и производит, так только потому, что на помощь ему пришли остатки былой старой культуры России – спецы.
